Осторожно оглядевшись по сторонам, он недоверчиво потрогал пальцем поверхность стола, придирчиво осмотрел палец и только после этого снял с головы и положил рядом с собой дорогую фетровую шляпу.
– Меня много где видели, – уклончиво ответил Илларион, одним глазом глядя в меню, а другим – на полковника. – Ты из-за этого гнался за мной два квартала?
– Перестань паясничать, – сердито проворчал Мещеряков, роясь в глубоких карманах пальто и последовательно выкладывая на стол сигареты, зажигалку и трубку сотового телефона. – Что тебе известно?
Илларион медленно положил меню на стол и уставился на полковника немигающим взглядом. Некоторое время Мещеряков с вызовом смотрел ему в глаза, потом беспокойно заерзал и отвернулся, делая вид, что высматривает официанта.
– А что известно тебе? – спросил Илларион, продолжая смотреть на полковничий профиль.
Мещеряков покосился на него и поспешно отвел глаза.
– Ну, где этот официант? – нетерпеливо заметил он.
– Андрей, – оборвал его Илларион. – Так можно заработать сильнейшее косоглазие. Прекрати эту пантомиму и объясни, почему мое присутствие на Каширском так тебя обеспокоило.
Мещеряков с видимым облегчением перестал сверлить переносицу Иллариона взглядом и принялся копаться в сигаретной пачке. Наконец он выбрал себе сигарету, долго разминал ее в пальцах, а потом еще дольше раскуривал, словно это была не дорогая американская сигарета, а свернутая из оберточной бумаги «козья ножка». Наблюдая за этими манипуляциями, Забродов немного расслабился, поняв, что разговор будет долгим, и окончательно расплылся по сиденью стула.
– Амеба, – проворчал полковник, регулируя клапан зажигалки.
– А помнишь, как мы обои курили? – спросил Илларион, оставив без внимания выпад своего бывшего начальника.
– Помню, – буркнул Мещеряков. – И обой, и кожуру от кукурузных початков, и боевые листки.
– Неужто и боевые листки тоже? – изумился Забродов. – Смотри-ка, а я и забыл.
– Не ври, – строго сказал Мещеряков. – Это, между прочим, была твоя идея – использовать боевые листки на самокрутки и вместо пипифакса. Знаешь, что мне потом сказал начальник политотдела?
– Что? – с живейшим интересом спросил Забродов.
– Не скажу по трем причинам: во-первых, у меня язык не повернется такое повторить, во-вторых, ты теперь лицо штатское, так что для тебя это военная тайна, а в-третьих, ты все равно не поверишь, что наш начпо мог такое выдать.
– Эх, – сказал Илларион, – мне ли не знать, что мог иногда сказать наш Петр Поликарпович! Ну-ка, попробую угадать. – Он воровато огляделся, поманил к себе Мещерякова и, перегнувшись через стол, прошептал ему на ухо несколько слов. – Правильно?
– Силен, – Мещеряков покрутил головой и позволил себе сдержанно улыбнуться. – Как это ты догадался?
– Так это же была его любимая фраза, – спокойно сказал Илларион.
Мещеряков приподнял рукав пальто, бросил быстрый взгляд на часы и снова заозирался, отыскивая взглядом официанта.
– Андрей, – окликнул его Забродов, – ты не ответил на мой вопрос.
– На какой именно? – огрызнулся Мещеряков, продолжая вертеть головой во все стороны.
Илларион с утомленным видом пожал плечами и сказал:
– Я спрашивал: почему известие о том, что кто-то меня видел на Каширском шоссе, привело тебя в такое рептильное негодование.
– Рептильное негодование, – с задумчивым видом повторил Мещеряков, словно пробуя словосочетание на вкус. – Интересное выражение. Надо будет где-нибудь ввернуть.
– Ага, – поддержал его Забродов, – запиши на манжете. Ручку тебе дать? А когда запишешь, будь добр, ответь на мой вопрос. – Он без спроса взял из пачки полковника сигарету, вынул из кармана зажигалку и принялся чиркать колесиком.