Поэтому я приветливо улыбнулся и ответил:
— Здравствуйте, полковник. Извините, не узнал вас. Я был уверен, что вы давно уже генерал.
Вот так. Умылся?
Ольга укоризненно на меня посмотрела. Я сокрушенно развел руками. Ну, неблагородный я человек. Сам знаю. Борюсь с собой. Упорно. Но пока безуспешно.
— А в штатском я по очень простой причине, — продолжал я тем же светским тоном.
— Видите ли, меня — как бы это получше сказать? — вышибли из армии без права на ношение формы. И на получение пенсии. Даже не знаю, что обиднее.
— Вышибли? — удивился он. — Ты же был капитаном! Уже через три года после выпуска!
— Через два, — уточнил я.
— Надо же, — равнодушно посочувствовал он. — А чем теперь занимаешься?
— Да так, кручусь по мелочам. Разрешите, полковник, представить вам мою жену.
Познакомься, Ольга. Это полковник Митюков, я тебе о нем много рассказывал.
Доктор исторических наук. Он читал нам научный коммунизм. Это был мой самый любимый предмет. После строевой подготовки.
— Кандидат, — поправил Митюков и переключил внимание на Ольгу. — Очень приятно познакомиться. Мне знакомо ваше лицо. Я мог вас где-нибудь видеть?
— Запросто, — сказал я. — В Большом зале консерватории.
— Вы певица?
— Да ну, что вы, — снова вмешался я. — Обыкновенная деревенская домохозяйка.
Хотя по профессии музыковед.
— А ты обыкновенный деревенский плотник, — парировала Ольга.
Я решительно возразил:
— Ничего подобного. Столяр.
— Это, наверное, большая разница? — не без иронии предположил Митюков.
— Принципиальная, — подтвердил я. — Как между полковником И генералом.
И снова виновато глянул на Ольгу. Ну вот такая я сука. Нужно было смотреть, за кого выходила замуж. Я и тогда не притворялся выпускником дипломатической академии.
— Не обращайте на него внимания, его шутки далеко не всегда удачны, — проговорила Ольга и с улыбкой прикоснулась рукой к локтю Митюкова. Эдак доверительно. Как бы умоляя о снисхождении. Рукой в туго натянутой белой лайковой перчатке по локоть. Выпростанной из-под небрежно наброшенного на плечи норкового полупердяйчика. Когда этот шнурок из «Ле Монти» хотел мне сообщить, сколько это стоит, я едва рот ему не заткнул. Дал ему кредитную карточку «Виза» и сказал: "Сунь ее куда следует, а мне ничего не говори. Вообще ничего. Понял?
Может, мне повезет и я так до конца жизни этого не узнаю. Потому что покупать такие вещи — грех. Как чревоугодие. А оно, между прочим, в православии считается самым тяжким грехом. Вторым после уныния". Он понял. И Митюков, судя по его физиономии, понял. Он взглянул вниз, на Настену, которая деловито посыпала песочком его сверкающие штиблеты, и не слишком естественно улыбнулся.
— Какое прелестное дитя! Вся в маму! И как нас зовут?
Прелестное дитя посмотрело на него снизу и спросило:
— А у вас автомат есть?
— Нет, — честно признался Митюков.
— А у папы был, — сказала Настена и потеряла к нему всяческий интерес.
Полковник повернулся к начальнику училища и отрекомендовал ему Ольгу. А затем небрежно представил меня:
— Ее супруг. Пастухов, наш выпускник. При этих словах какой-то довольно молодой штатский в коротком светлом плаще, стоявший рядом с генерал-лейтенантом, быстро взглянул на меня и тут же отвернулся, продолжая созерцать праздничную толпу, вливавшуюся через ворота на территорию училища.
Нестеров суховато-любезно поклонился Ольге и протянул мне руку:
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Спасибо, что приехали.
— Спасибо, что пригласили, — ответил я. — Вы что, всем выпускникам разослали приглашения? Не боитесь, что места не хватит?
— Нет, только тем, кто закончил училище с отличием.
— Тогда хватит, — сказал я.
Он хмуро покивал:
— Что делать! Такова жизнь.
— Да, — согласился я. — Такова.