— Тогда выдвинем другое требование, и если они откажутся его принять, «Меч Аллаха» поразит их в самое сердце.
— А если они выполнят и второе требование?
— Придется тогда выдвигать требования одно за другим, пока наконец мы не потребуем невозможного, — не растерялся Глухой Мулла. — В конце концов «Меч Аллаха» поразит их, ибо для этого он и создан.
— А где находится «Меч Аллаха»? — не унимался Гамаль.
— В укромном месте, неподалеку отсюда. Вы увидите его, как только закончите обучение и станете пилотами-мучениками.
— Я живу затем, чтобы умереть! — воскликнул Юсеф.
— За ислам я готов умереть бесчисленное множество раз! — проревел Джихад Джонс.
— Вы умрете в назначенный час. Но сначала надо пройти обучение.
Гамаль встревоженно поднял руку:
— Опять придется сдавать экзамен?
Глухой Мулла покачал головой:
— Письменных экзаменов не будет.
— Вот и хорошо. Терпеть не могу письменных экзаменов, — отозвался Юсеф и снова поднял руку. — А жульничать можно?
— В таком деле нельзя.
— Ох! — только и произнес Юсеф Гамаль. Оставалось лишь надеяться, что он справится и без обмана. Юсеф очень хотел умереть. Сама мысль о том, что несчастные семьдесят две гурии изнывают без него в раю, была ему невыносима.
Глава 21
Самолет на Бостон вовремя оторвался от земли и вовремя подлетел к аэропорту Логан.
Над Пенсильванией машина стала снижаться, и Римо услышал, что пилот обещает скорую посадку.
— Мы сейчас разобьемся, — сказал Римо мастеру Синанджу.
— С чего ты взял? — спросил Чиун и быстро взглянул на крыло за окном, пытаясь найти признаки разрушения несущих конструкций.
— Самолет не может ни с того ни с сего лететь точно по расписанию. Просто Бог пытается скрасить наши последние часы на земле.
— Тогда почему же Он то и дело посылает к тебе стюардесс?
— Не забывает старика Римо! В свое время я не пропускал ни одной стюардессы.
— Ну да. Только до того, как ты приобщился к солнечному источнику учения Синанджу.
— Как же! Когда я был копом, стюардессы на меня даже не глядели.
— А теперь, когда тебе все равно, от них отбою нет. Разве жизнь можно назвать справедливой?
— Жизнь очень несправедлива, — согласился ученик.
— Ну, тогда мы не разобьемся, — успокоился Чиун.
Над Род-Айлендом из салона первого класса вышла Тамайо Танака. Подчеркнуто игнорируя мастеров Синанджу, она поспешила в туалет.
— Никак не могу поверить, что это та самая Танака с четвертого канала, — заметил Римо.
— А мне не верится, что белая женщина способна так себя унизить.
— С каких, интересно, пор по корейской шкале эволюции белые стали выше японцев?
Мастер Синанджу поднял вверх свой указательный палец с чехольчиком для ногтя.
— С тех пор как я нацепил сие украшение.
Тамайо освободила туалет чуть ли не через полчаса. Она намазала уголки глаз каким-то блестящим веществом, и глаза стали раскосыми, как плоды миндаля. Лицо приобрело цвет слоновой кости, а губы сильно покраснели.
— Тамайо только что превратилась в японку, — заметил Римо.
— Бесстыжая шлюха! Надо же, еще и гордится! — возмутился Чиун.
«Боинг-727» приземлился примерно минут на двадцать раньше положенного.
— Готов спорить, что Смит на все рычаги нажал, лишь бы поскорее нас сюда доставить, — хмыкнул Римо.
В зале ожидания аэропорта никакой Тамайо Танаки не было. Внизу на стоянке такси стояла огромная очередь. Ни слова не говоря, мастер Синанджу обошел ее и сел в первое же подъехавшее такси.
Пожав плечами, ученик последовал за ним.
— Эй! Вы что делаете? — послышался знакомый голос.
И, к ужасу Римо и Чиуна, в такси влезла Тамайо Танака.
— В эту игру не только вы играть умеете, — усмехнулась она.
— Вы все вместе? — через мутную плексигласовую перегородку спросил таксист.
— Да, — ответила Тамайо.
— Нет! — отрезал Чиун.