Спустя какое-то время Чиун заговорил уже спокойнее:
— А как насчет отвратительных автомобилей, заполняющих улицы твоей любимой страны? Весь воздух, которым ты дышишь, наполнен зловонием!
— Если людям нравится водить японские машины, это их личное дело.
— Не ты ли называл их пожирателями риса?
— Машины — да, но не людей.
— Расист наоборот! — фыркнул старик.
— Я не расист.
— Раз в тебе нет ненависти к японцам, в то время как ты должен бы был их ненавидеть, следовательно, ты расист наоборот.
— У меня нет причин ненавидеть японцев, — уже с некоторым раздражением отозвался Римо.
Учитель гневно вскочил на ноги и потряс в воздухе кулаком.
— Отныне я вынужден скрывать свой позор. Разве подобной причины недостаточно?
Стараясь сохранять спокойствие, Римо тем не менее поднялся на ноги.
Полутораметровый Чиун по-прежнему яростно потрясал кулаком, похожим на желтую птичью лапу. Внезапно он разжал его; оказалось, что и ногти старика весьма напоминают когти хищной птицы. Длинные, изогнутые, они заканчивались сверкающими остриями, лишь правый указательный палец был прикрыт чехлом из императорского жадеита.
— Ничего, скоро отрастет, — постарался успокоить учителя Римо.
Рост ученика превышал сто восемьдесят сантиметров, и единственное, что роднило его с Чиуном, — это необычайная худоба. Старик выглядел лет на семьдесят, хотя ему перевалило уже за сто. Сморщенное лицо учителя напоминало карту Кореи, а глаза — коричневые плоды миндаля.
В отличие от Чиуна, миндалевидный разрез глаз у белокожего Римо был едва заметен, и то лишь под определенным углом. Тем не менее, Римо всегда отрицал сей факт: впрочем, сколько бы он ни вглядывался в зеркало, заметить ничего не мог. Выглядел Римо лет на двадцать-двадцать пять, а иногда — и на все сорок пять. На худом его лице отчетливо выделялись высокие скулы, привлекали внимание утонувшие в глубоких глазницах темно-карие глаза. Кроме необычайно широких запястий, он больше на вид ничем не отличался от самых обыкновенных людей.
На самом же деле он был необычным человеком, как и его учитель Чиун. Оба являлись мастерами Синанджу — боевого искусства, которое положило начало всем остальным восточным единоборствам. Тогда как карате, кунг-фу и ниндзюцу превратились в обычные спортивные дисциплины, Синанджу по-прежнему осталось искусством убийц. Еще со времен древнего Китая и древнеегипетских пирамид мастера Синанджу служили могущественнейшим владыкам мира, охраняя крепость их тронов. Сейчас же они тайно работали на Америку.
— Ты прекрасно знаешь, что в тебе есть благословенная корейская кровь, — изрек Чиун.
— И что же?
— Каждый кореец обязан ненавидеть японцев, которые угнетали их родину.
— Моя родина — Америка, — с нажимом произнес Римо.
— Только потому, что самый знаменитый из твоих предков — Коджонг — пустил корни на этой земле.
Ну что тут возражать? Действительно, в свое время в Америку прибыл предок Чиуна, изгнанник Коджонг, прямым потомком которого и был Римо. А это значит, что в жилах Римо течет корейская кровь. Таким образом, приобретала смысл историческая случайность — именно Римо был первым белым, которого американское правительство выбрало для того, чтобы тот, обучившись Синанджу, защищал Америку от ее многочисленных врагов.
— По сути своей — ты кореец, — продолжал учитель. — А каждый кореец пылает ненавистью к японским угнетателям.
— У меня нет ненависти к японцам, — буркнул Римо.
— Их сорная трава под названием кудзу до сих пор душит цветущий сад ваших южных провинций.
— У меня нет ненависти к японцам, — твердым тоном повторил Римо.
— Даже после ужасов Юмы?
Лицо ученика окаменело.