– Вирус скверного поведения?
Стивенс пошутил:
– Может быть, простуду.
Бет спросила:
– Вы убиваете оленей?
– Да.
Наступила долгая пауза, которую нарушил я:
– А с птицами как вы поступаете?
Стивенс кивнул:
– Птицы способны создавать трудности.
Я не мог оставаться в стороне от развернувшейся дискуссии:
– А комары?
– Да, конечно, и комары могут причинить неприятности. Но имейте в виду, что лабораторные животные содержатся взаперти, а все эксперименты в лабораториях проводятся при давлении воздуха ниже атмосферного. Любая утечка исключена.
Макс задал вопрос:
– Откуда вы это знаете?
– Но вы же все до сих пор живы.
Эта оптимистическая фраза раздалась из уст Стивенса как раз в тот момент, когда Сильвестр Максвелл представлял себя в роли канарейки, попавшей в угольную шахту.
Наставительным тоном Стивенс произнес:
– Когда мы сойдем на берег, все время держитесь рядом со мной.
"Эй, Пол, я и не подумал бы поступать иначе".
Глава 8
По мере того как мы приближались к острову, "Сливовый контрабандист" замедлял ход. Я встал, подошел к левому борту и облокотился о перила. Слева показался старый каменный маяк. Я его узнал потому, что он стал излюбленной темой здешних посредственных художников. Справа от маяка, внизу у берега, красовалась большая, величиной с рекламный щит, вывеска, на которой крупными буквами было выведено: "Осторожно! Вы пересекаете кабели! Не ловить рыбу! Не углублять дно!"
Значит, если террористам вздумается отключить электросеть и связь на острове, им недолго бы пришлось ломать голову. С другой стороны, я, собственно говоря, полагал, что остров на всякий пожарный случай имеет автономные генераторы, сотовые телефоны и радио.
Тем временем "Сливовый контрабандист" плавно миновал узкий канал и вошел в маленькую похожую на рукотворную бухточку, словно ее создал не Бог всемогущий, а армейская инженерная служба, стремившаяся последними мазками довести до совершенства произведение Творца.
Рядом с бухтой почти не было зданий, всего лишь несколько жестяных похожих на склады сооружений, оставшихся, вероятно, со времен войны.
Бет подошла ко мне и тихо прошептала:
– До того как ты сел на паром, я заметила ...
– Я там был и видел. Спасибо.
Паром развернулся на восемьдесят градусов и кормой причалил к пирсу.
Мои коллеги уже собрались возле перил.
– Подождем, пока сойдут сотрудники, – распорядился Стивенс.
Я спросил:
– Это искусственная гавань?
– Да. Военные соорудили ее еще до испано-американской войны, когда устанавливали здесь артиллерийские батареи.
– Может быть, стоит убрать предупреждение о том, что здесь проложены кабели? – сказал я.
Он ответил:
– У нас нет выбора. Суда необходимо предупреждать. Кабели все равно обозначены на мореходных картах.
– С таким же успехом можно было написать: "Труба подачи пресной воды". Зачем же всем об этом знать?
– Верно. – Он посмотрел на меня, словно собираясь что-то возразить, но промолчал. А может быть, он хотел мне предложить работу?
Последний из служащих покинул паром, мы спустились по лестнице и сошли на берег. И вот мы оказались на таинственном острове. На пристани было ветрено, солнечно и прохладно. По берегу вразвалку ходили утки, и я обрадовался, когда убедился, что у них не растут клыки, а глаза не сверкают красным огнем.
На пристани стоял один катер длиной около тридцати футов с каютой и прожектором. Он назывался "Чернослив". Кто-то получил огромное удовольствие, присваивая парому и катеру подобные имена. Но это явно был не Пол Стивенс, чувство юмора которого не простиралось дальше наблюдения за немецкими подводными лодками, торпедирующими госпитальные судна.