- Ты опять дремал? - она жадно пила воду из пластиковой бутылки.
- А ты очень хозяйственная, - сыронизировал Андрей, указывая на три больших фирменных пакета.
- К сожалению, нет. Такие вот "приступы" бывают очень редко в моей обычной жизни.
- И чего там вкусненького? - он шаловливо просунул ладошку в одну из сумок.
- Именно там, куда ты столь простодушно сунул свой нос, - восточные сладости, набор специальных чаев (и успокоительных, и бодрящих), бутылка ликера на травах. Приедем домой и устроим пир.
"Домой?!" - опять тревожным эхом отозвалось в душе мужчины. - "Хорошо, что не к нам домой"
- А в остальных двух?
- Секрет. Кое-что сразу покажу дома, другое - позже, - она поцеловала горячими губами Андрееву щеку.
А в остальных двух сумках были: халат и тапки для Андрея, наряд для восточных танцев. Вера занималась ими в университете, имела призы на студенческих веснах.
- Сон был интересный, - задумчиво произнес мужчина.
- Расскажи, - Верочка устроилась на диване, и пока Андрей Петрович рассказывал свой сон, жадно "уплетала" купленные сладости.
- Ночь. Огромная луна. На высоком холме среди черно леса дом. В окнах яркий свет. Проливной дождь. От дома вниз к озеру сбегает широкая длинная лестница. Поток воды буквально водопадом стремительно стекает по лестнице к озеру. Ветви близлежащих ив свисают над ступенями. Двое, мужчина и женщина, поднимаются по скользким ступеням, оступаются, хватаются за ветви, падают. Внизу в озере из тумана "вырастает" город, похоже, византийский. Порыв ветра распахнул створки окна в доме. Вот разбилась ваза, вот ветер разметал стопку бумаги на столе. Длинные белые шторы вылетают из окна наружу...
- Подожди! - вскрикнула Вера, - эти шторы несет к падающим путникам огромная сова. Они хватаются за них. И... они в доме. Ветер мгновенно стих, ливень прекратился. Листки бумаги тихо плывут по лестнице к озеру.
- И туман рассеялся. Исчез город.
- И запела птичка-невеличка.
- Поразительно! Все точно! Опять совпадения, - воскликнул Андрей.
- Я скажу больше: это проникновения! Что-то твое сокровенное вошло в меня. В плоть и душу. С этими ранами...
- Подожди. Какими ранами? Ты про царапины? - удивился мужчина.
-Ну вот, ты ничего не замечаешь по утрам... Я позже тебе кое-что скажу и... покажу... А сова и птичка-невеличка мне не приснились... Я только минуту назад... Увидела твой сон!
Когда они вошли в салон самолета, Вера Яновна попросила:
- Пожалуйста, Андрей, позволь мне сесть с краю, у прохода. Я, кажется, переела сладкого. Мутит.
- Пожалуйста, конечно, - ответил мужчина и сел на среднее место в ряду.
У окошка оказалась молодая турчанка, лет двадцати, одетая по-европейски. Через некоторое время после взлета соседки Андрея начали дремать, положив руки на подлокотники. Он невольно обратил внимание на обнаженные до плеч руки восточной красавицы. Кожа была белая, мраморная, с мелкими темными точками у корней черных волосков.
"Красиво. Привлекательно", - подумал Андрей и, повернув голову, посмотрел на загорелые со светлым пушком руки Верочки.
"Красиво. Привлекательно. Если вертеть головой, можно заметить и увлечься многим", - иронично-философски умозаключил Андрей Петрович.
Верочка открыла глаза, желудок больше не беспокоил. Она взяла руку Андрея и положила себе на бедро. Хоть и следовало перед посадкой пристегнуть ремень безопасности, в голове у молодой женщины отстегнулся "карабин сдержанности".
Когда они направились к стойке заказа такси, Андрей спросил:
- Поскольку я впервые еду к женщине домой на ночь, я должен спросить...
Вера поняла его и быстро ответила:
- Я совершенно свободна. Последний мой "бой-френд" вернул мне ключи два месяца назад. К счастью, - крылья носа чуть задрожали.
- Почему к счастью?
- Я бы сейчас мучилась от раздвоения... Как Гомпеш, - рассмеялась она.
Андрей заметил, что в глазах её не сверкали обычные огонечки, в них отображались стальной цвет невской воды и петербургского неба.
Такси двигалось по Невскому проспекту.
- Остановитесь у "Севера", пожалуйста, - попросила шофера Вера Яновна. - Я хочу купить пирожное "Белые ночи", - это уже Андрею.
- У тебя куча восточных сладостей! - удивился мужчина.
- Это я оставлю тебе. Ты же любишь восточных женщин с матовой или глянцевой мраморной кожей?!
"Вот это да!" - подумал Андрей Петрович - "Ведь вроде спала..."
Они уже ехали по Смольной набережной. Темнело. Серо-оранжевые тучи все сгущались, чернели, предвещая грозу.
Друзья поднялись в квартиру Веры на семнадцатом этаже. Пока они ехали в лифте переглядывались как старшеклассники.
- Покажи, что обещала, - с порога заявил мужчина.
- Что я обещала? - смутилась женщина.
- Смольный монастырь.
- Ох, Господи! Я уже подумала... Вот, иди сюда.
Они подошли к окну. Небо совершенно почернело, вдали уже сверкали молнии. Через миг небо с землей соединилось завесой ливня. Нити струй в этой завесе выделяли десяток оттенков серого. Лучи прожекторов мягко и выразительно "обнимали" монастырь. Купола башен четырех церквей по углам архитектурного ансамбля были на уровне глаз Веры и Андрея.
Верочка горячим взволнованным шепотом прочла:
- Это небо в порезах тревоги,
Как глаза человека, что близко.
Я хочу рассмотреть у дороги
Красных маков, как шрамов, полоски.
- Что это? Твои стихи? - спросил мужчина.
- Да, сейчас на ум пришли. Подражание Вознесенскому. А посвящаю тебе!
И в этот момент оба широко открытыми глазами удивленно стали наблюдать, как над куполами центрального Собора проклюнулось и быстро разрослось большое, чистое и светлое пятно! А вокруг гроза!
Мужчина и женщина в одном порыве сцепили пальцы рук друг друга.
- Удивительно! И здесь чудеса. Хороший знак! - Андрей вспомнил светлое пятно в катакомбах.
- Повенчаны! - еле слышно выдавила из себя Верочка.
- Что? Я не расслышал.
- Так.
- А почему у тебя не стеклопакеты? И в усадьбе тоже. Правда, в дорогих красивых рамах из красного дерева.
- А ты догадайся! - задорно ответила молодая женщина.
- Нравятся такие...
- А чем особенно? В какое время года?
- Да, точно - Андрей Петрович хлопнул себя по лбу - "рисует узоры мороз на оконном стекле..."
- Молодец! Ты посиди здесь, в гостиной, посмотри альбомы фотографий, а я пойду в кухню, приготовлю что-нибудь "на скорую руку". Позову.
Андрей сел в кресло в углу комнаты, включил торшер, огляделся. Во всю стену и до потолка книжный шкаф, два плетеных кресла, четыре стула и стол, тоже плетеные. Стол большой, круглый, по центру комнаты. Над ним - зеленый старинный абажур. По стенам развешаны картины. Похоже, что натуральные копии известных полотен в солидных рамах. Виды Праги и Вены. Известные виды, но стиль конца девятнадцатого века: длинные платья, котелки и шляпки, кареты вперемешку с первыми автомобилями.
Вот золотая улочка. Конечно, ведь Прага - европейская столица алхимии, замешанной на мистике. Кажется, что из этой вот двери выйдет сейчас Кафка. А этот мужчина явно фрондер. Он ждет писателя. Хочет высказать ему. Староместская площать, Карлов мост. А здесь общий вид города в темно-коричневых тонах. От множества шпилей готических соборов ощущение, будто колючие шипы на спине Левиафана торчат из морской пучины и упираются в лимонно-горчичное небо. Вена изображена другой. Праздник, венский блеск в имперском величии. От дам и кавалеров веет куртуазностью.
Художественная литература в шкафу стояла аккуратными рядами, а вот тома специальной литературы, папки и тетради, в бо?льшем количестве, чем художественная, были в том творческом беспорядке, который свидетельствовал, что хозяйка постоянно с ними работает. На полке торшера, под ним, на подоконнике лежали стопки газет и журналов: "Москва", "Нева", "Культура", "Литературка".