Римо заметил, что «континентал» припарковался на дороге в полумиле от него. Из него вышли четверо молодых людей и человек со шрамом и продолжили свой путь к «Норт-Адамс экспириенс» пешком. Крепкий тип со шрамом старался казаться дружелюбным; жестикулируя руками, он показал на башню слева от сцены. Он даже расчистил ребятам место, грубо распихав остальных. Римо последовал туда.
– Я слышала, что «кто-то» в мотеле, – взволнованно воскликнула рыжеволосая девица. Это точно была Викки Стоунер.
«Как быстро распространяются слухи!» – удивился Римо, хотя и раньше слышал, что в среде поклонников тяжелого рока новости распространяются быстрее скорости света и с удивительной точностью.
– Он «кто-то», но мы пока не знаем кто, – добавил молодой блондин с индейской повязкой.
По тому, как тот стоял, Римо заметил кое-что, не замеченное окружающими, потому что все замечали оружие лишь по его виду и очертаниям, а не по тому, как реагирует на него тело. Римо понял, что блондин вооружен и что он следит за Викки Стоунер.
Крепкий мужчина к серой шляпе разглядывал левую башню. Кажется, он не вооружен. Но Римо почувствовал нечто странное в том, как он смотрел на башню, словно рассматривал ее как орудие разрушения.
Римо молча сел возле Викки Стоунер и стал ждать. Поле Тайруса заполнялось. Повсюду раздавались многочисленные крики и приветствия, слышались гитарные аккорды.
Над полем разносилась чья-то громкая песня, и, наблюдая за тем, как Викки Стоунер засыпает, Римо попытался разобрать слова:
Раскрой глаза и облако всоси,
Вихрись мой путь далек,
И радостно всплакнем на посошок,
Ведь завтра – лишь просроченный билет…
Горит живот от химии любви.
Тебя подачками стремятся удержать.
Раскрой глаза, тебе ведь наплевать…
Раскрой глаза и облако всоси.
Римо поинтересовался у блондина с повязкой смыслом текста песни.
– Понимай, как хочешь, старик. Как есть, так и есть. Не в кайф уточнять, врубаешься, чувак?
– Конечно, – отозвался Римо.
– Это – протест.
– Против чего?
– Против всего, старик, врубаешься? Против того, что затрахали окружающую среду. Против лицемерия, мужик. Против угнетения.
– Тебе электрогитары нравятся? – спросил Римо.
– Я от них тащусь. Гитары – кайф.
– А ты знаешь, откуда берется электричество?
– Это – карма, старик.
– Нет, не из кармы, из генераторов, – сказал Римо. – Из природу загрязняющих, умопомрачающих генераторов.
– Никогда такого не слышал, старик!
– Какого?
– Таких слов. Это – улет, старик! Лом. Генераторы – средозагрязняющие, умопомрачающие – генераторы. Кайф!
Будучи не в состоянии использовать далее подобную лексику, Римо умолк. Он наблюдал, как мужчина со шрамом покрутился сначала возле одной опоры башни, затем – возле другой, но так ненавязчиво, что это выглядело, будто он просто болтается без дела.
«Дэд Мит Лайс» должны были начать в семь вечера. В половине седьмого с такой громкостью, что можно было бы услышать и на дне болота, из динамиков разнеслось известие о сорокапятиминутной задержке. В семь сообщили, что все начнется не раньше, чем через час. В половине девятого объявили, что все начнется с минуты на минуту. В девять часов несколько ослепительных прожекторов обозначили сцену, отделяя ее от окружавшей темноты, и из динамиков прозвучало: «Вот они!»
Раздались визга и стоны, но на сцене так никто и не появился. Потом в луче большого прожектора на сцене выросла виселица. Раскачиваясь на веревке, из темноты показалось тело. Оно дергалось, изображая судороги, причем таз двигался как при половом акте. Затем веревка оборвалась, и тело благополучно приземлилось на ноги, живое и невредимое, в белом трико с вырезом почти до лобка.