Вы так думаете?
_Господин Шульц_ (доверительно). Против Георга Гейнзиуса пусть себе пишет ваш господин Веннингер. Это пожалуйста. Великолепная статейка, просто замечательная. Стачка на предприятиях конкурента всегда желательна.
_Томас_. Почему вы мне предлагаете деньги?
_Господин Шульц_. Младенец вы! Более выгодного помещения капитала я не представляю себе. Собственно, вам бы следовало предложить государственную дотацию. Ибо кто является надежнейшей опорой трона и алтаря? Капитал. А кто является надежнейшей опорой капитала? Вы.
_Томас_. Я?
_Господин Шульц_. Тут простой расчет. Когда революция пускается в дипломатию, когда она идет на компромиссы, на соглашения, когда выдвигает умеренные требования, вот тогда она опасна. Но делать революцию так, как это делаете вы, почтеннейший, - благородно, в порядке общих идей, - вот это славно, это хорошо. Против такой деятельности никто не будет возражать, за нее и я подниму обе руки. На такие статьи, как ваши, мы все одинаково реагируем - восторг и аплодисменты от Мааса до Мемеля. Да вы знаете это гораздо лучше меня.
_Томас_. Так вы не боитесь идей, их распространения?
_Господин Шульц_. Идей? (Прыскает со смеху.) Но, дражайший, почтеннейший. Кто носится с идеями, тот не бьет. Бьет тот, кто голоден, у кого есть кулаки и, по возможности, винтовка.
_Томас_. Зачем, по-вашему, я издаю газету?
_Господин Шульц_. Зачем? (Смеется.) Вот еще! У каждого есть какая-нибудь страсть. У меня - это мои фабрики, моя вилла, мои женщины, мои маленькие удовольствия. У вас - ваши драмы, ваша газета, ваша идея. Вам всегда нравилось, чтобы о вас шумели. Вы подумываете о небольшом мандатике депутата рейхстага. (Фамильярно подталкивает его в бок.) Между нами, девушками: разве это не так?
Стало быть, если понадобятся деньги, повторяю: к вам и вашим идеям чувствую огромное почтение. В благородных начинаниях всегда готов быть компаньоном. До шестидесяти тысяч, как сказано. До свиданья, почтеннейший. И пишите. Да покрепче валяйте. В девяносто лошадиных сил. (Уходит.)
Томас один. Сидит опустив плечи.
_Кристоф_. Пришли Георг Гейнзиус с женой.
_Томас_ (встрепенувшись). Они уже читали?
_Кристоф_. Не знаю. (Уходит.)
Георг и Беттина входят.
_Беттина_. Мы хотели проведать вас.
_Георг_. Беттина считает, что вы не только народный трибун, но до некоторой степени и Томас Вендт.
_Беттина_. И наш друг. Так, значит, здесь вы работаете. И пишете теперь исключительно для вашей газеты. И все ваши прекрасные планы...
_Томас_ (с раздражением). Я забросил их. У меня более важные дела.
_Беттина_. У вас плохой вид, Томас. Я от души была бы рада, если бы вы разрешили мне...
_Томас_. Спасибо, Беттина. Мне ничего не нужно.
_Георг_. Как поживает Анна-Мари? Я слышал, она все еще у моря?
_Томас_. Она пишет редко. Я не знаю, как она живет. (Вспылив.) Это невыносимо. Я ничего не могу прочесть на ваших вежливых лицах.
_Георг_. Что с вами, Томас?
_Беттина_. Мы пришли проведать вас. Ведь мы были когда-то друзьями, Томас. Мы никак не думали, что вы нас так примете.
_Томас_. Простите, Беттина. Приди вы вчера, я был бы очень рад. А сегодня между нами выросла преграда. Уходите. Прошу вас, уходите раньше, чем вы узнаете. Спасибо за то, что вы пришли, но в глаза вам я не могу смотреть.
_Беттина_. Успокойтесь, Томас.
_Георг_. Какая преграда? То, что ваша газета подстрекает к забастовке? Так ведь это не новость.
_Томас_. Нет. Гораздо серьезней. (Скороговоркой, запинаясь.) Один журналист, работник нашей газеты, написал вздорную, злопыхательскую статью.
_Георг_. Против меня?
_Томас_. Против вас. Вот. Вам все равно ее покажут. Может быть, лучше, если вы узнаете все от меня. (Стоит, отвернувшись.)
Георг и Беттина читают.
_Георг_ (побледнев). Это, во всяком случае, недостойно.
_Беттина_ (тихо). Это нехорошо, Томас.