- Если бы их не будили, они бы, бедняги, и не вставали! Скажите: завтрак ровно в половине седьмого, всех это устроит.
Таким образом, Лень удается спрятать под маской Добра, и вы спите до шести, объясняя своей совести, что делаете это исключительно из любви к ближнему, чему она, однако, верить не желает. Были случаи, когда приступы любви к ближнему затягивались до семи.
В той же степени, в какой наши желания не соответствуют нашим возможностям, расстояние, измеренное циркулем по карте, не соответствует расстоянию, отмеренному ногами.
- Десять миль в час, семь часов в пути - семьдесят миль, за день легко отмахаем.
- А подъемы?
- А спуски? Ну ладно, пусть будет восемь миль в час и шестьдесят миль за день. Gott im Himmel! {Здесь: черт побери! (нем.).}
Хороши мы будем, если не сумеем выдать восемь миль в час! Меньше кажется невозможным - на бумаге.
Но в четыре дня голос Долга гремит уже не так трубно:
- Нет, и разговоров быть не может, надо ехать дальше!
- Да не шуми ты, куда спешить? Прекрасный вид отсюда, как считаешь?
- Очень. Не забывай, до Сан-Блазьена еще двадцать пять миль.
- Сколько?
- Двадцать пять, чуть побольше.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что мы проехали лишь тридцать пять миль?
- От силы.
- Чушь! Твоя карта врет.
- Сам знаешь, такого быть не может.
- С самого утра мы работаем как заводные.
- Ну, это ты брось. Во-первых, мы выехали только в восемь.
- Без четверти восемь.
- Ну, без четверти восемь. И отдыхали каждые шесть миль.
- Мы останавливались полюбоваться окрестностями. Раз уж приехал посмотреть страну, будь добр, посмотри ее.
- И пришлось брать несколько крутых подъемов.
- И кроме того, сегодня на диво жаркий день.
- Не забудь, до Сан-Блазьена двадцать пять миль, и это все, что я хочу сказать.
- Еще подъемы будут?
- Да, два. И один спуск.
- Мне помнится, ты говорил, что до Сан-Блазьена будет спуск?
- Да, последние десять миль. А всего до Сан-Блазьена двадцать пять.
- Но ведь до Сан-Блазьена не должно быть никаких селений. А это что за деревушка у озера?
- Это не Сан-Блазьен, до него еще далеко. Кончайте, ребята, надо ехать.
- Как бы нам не перестараться. В таких вещах необходима умеренность. Славная деревушка, как она там на карте - Титизее? А воздух там, наверное...
- Я что? Я не против. Вы же сами предложили ехать до Сан-Блазьена.
- На что нам сдался этот Сан-Блазьен? Что на нем, свет клином сошелся? Какой-нибудь паршивенький городишко. А эта Титизее куда приятнее.
- И недалеко.
- Пять миль. Все хором:
- Останавливаемся в Титизее!
Это расхождение теории с практикой Джордж открыл в первый же день, как мы сели за руль.
- По-моему, - сказал Джордж - он ехал на одноместном велосипеде, а мы с Гаррисом на тандеме держались немного впереди, - мы договаривались, что в гору поднимаемся на поезде, а с горы спускаемся на велосипедах.
- Да, - сказал Гаррис, - в общем, так оно и будет. Но ведь не на каждую же гору в Шварцвальде ходят поезда.
- Есть у меня подозрение, что они вообще здесь не ходят, - проворчал Джордж, и на минуту воцарилась тишина.
- Кроме того, - заметил Гаррис, развивая тему, - тебе же самому не захочется ехать только под гору. Это будет нечестно. Любишь кататься, люби и саночки возить.
Опять воцарилась тишина, которую через минуту нарушил уже Джордж.
- Вы, ребята, меня не особо-то жалейте, - сказал Джордж.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Гаррис.
- Я хочу сказать, - ответил Джордж, - что, если нам по пути подвернется поезд, не бойтесь оскорбить меня в лучших чувствах. Лично я готов штурмовать эти горы в поезде, пусть даже это и нечестно. Оставьте уж это на моей совести. Всю неделю я вставал в семь утра, так что за ней небольшой должок. Итак, обо мне не беспокойтесь.
Мы пообещали не забывать этого, и путешествие продолжалось в гробовой тишине, пока ее снова не нарушил Джордж.