— Совсем наоборот, но, я считаю, совсем ни к чему заводить подобные отношения со всеми женщинами, находящимися у тебя в подчинении.
— Меня не интересует секс, медтех, — довольно резко ответил Алекс, — я хочу хоть немного поспать.
— Это тебе поможет. — Стоя у кровати, она надела обруч ему на голову и установила соединяющие провода. — Я вдруг подумала… А как поживает Кейтлин?
— Кейтлин? А какое она имеет к этому отношение?
— Ты сказал, что не интересуешься сексом. Вот я и подумала, является ли это симптомом депрессии или ты поссорился с Кейтлин.
— Депрессия? — Он покачал головой. Разговаривать с Элен Джамисон всегда было непросто: она обладала живым умом и воображением и часто внезапно меняла тему разговора. — Какая еще депрессия?
Она внимательно изучала показания на ручном контроллере и медленно вращала ручку реостата, настраивая прибор. Алекс почувствовал легкое покалывание тока, протекающего по контактам обруча.
— Тысячу лет назад тебе наверняка поставили бы диагноз: невроз военного времени или боевая психическая травма. «Посттравматическое стрессовое состояние», или ПТСС, было клиническим диагнозом для подобного рода заболеваний. Это означает, что ты видел слишком много, слишком много страдал и твой мозг приказывает тебе сжаться в маленький комок и послать всю вселенную к черту.
— Я думал, это просто трусость. — Алекса удивило, сколько горечи прозвучало в его собственных словах.
— И это тоже. Война делает с человеком страшные вещи. Особенно в том случае, когда он позволяет себе слишком много чувствовать. Она может превратить здорового и сильного человека в эмоционального калеку. Отнять у тебя все представления о чести, долге и справедливости, и ты не сможешь больше верить никому, даже самым близким людям. Война может заставить тебя бежать от реальности, и все вокруг примут тебя за труса… или кататоника. А современная война особенно, несмотря на все договоры и конвенции, способна мгновенно сломать волю человека и искалечить его душу. Я думаю, это происходит потому, что человек практически беззащитен перед двадцатиметровым роботом-воином. Ты же понимаешь, человек — против робота-убийцы. И в этом случае человеку нет никакого шанса выжить, если только он не станет частью машины.
Обруч на голове Алекса стал издавать слабое жужжание, и он поймал себя на том, что не может сосредоточиться на ее словах. Он чувствовал себя гораздо лучше, хотя сна не было ни в одном глазу. Сон означал возврат к ночным кошмарам, Алекс не в силах был это выдержать, по крайней мере сейчас.
— Ты считаешь, что человек должен быть похожим на машину? Отказаться от чувств, от человеческих эмоций?
— Конечно нет. Но ты должен провести серьезную самооценку, чтобы понять, сможешь ли ты стать водителем боевого робота или нет. Даже героям иногда приходится удаляться от дел.
— Герои. — Простое, односложное слово прозвучало для него как проклятие, напоминание о тех событиях, которые довели его до этого состояния.
— Ты ведь герой Гленгарри. Или ты забыл об этом? — спросила она.
— Нет. Я помню. Слишком хорошо все помню. И мне невыносимо тяжело играть эту роль.
— В этом нет ничего удивительного.
— Не моя заслуга в том, что Легион держался так стойко во время этой кампании, Элен. Ты знаешь это, потому что сама была там.
— Мне кажется, ты делал все правильно.
— А я точно знаю, что за меня думали и решали майор Макколл и остальные ветераны. Очень часто я просто не знал, что делать.
— Я не военный человек, Алекс. Я не могу отличить фланговый марш от полкового. Но мне кажется, что любой хороший командир должен полагаться на своих более опытных подчиненных и слушать их советы… а может, иногда даже отступить, если это необходимо.