Мимо меня по шоссе проскочили три потрепанных «жигуленка», из числа тех, что редко привлекают внимание дорожной милиции. На таких машинах ездят дачники. На кабине головной был закреплен багажник с какими-то свертками, а в каждом салоне сидело по пять человек. Этакие злые дачники, целенаправленно движущиеся по своим делам.
Шум моторов слышался до тех пор, пока они не подъехали к усадьбе.
Когда он смолк, я вылез из машины. Я мог уезжать, но что-то удерживало меня, и я ходил по рыхлому снегу, вслушиваясь в тишину.
Примерно через четверть часа ухо уловило далекий звук — будто лопнула на морозе ветка.
Один-единственный. А потом снова наступила тишина.
Я сел в машину и вспомнил Сашу.
6
Болтаясь по городу, я в каком-то подвальном магазине приобрел себе теплый пуховик и заглянул в какой-то зачуханный бар по соседству.
Я сидел у стойки, глотая коньяк, и пялился в закрепленный под потолком телевизор. Снова повторили сообщение про Гаймакова, потом диктор добавил, что милицией задержаны трое подозреваемых.
В конце программы попросили выступить «независимого эксперта». Им оказался мужчина в блестящем костюме, белой рубашке с удушающим воротником и с брезгливым выражением на оплывшем после вчерашней пьянки лицом. Сидя перед камерой в глубоком кожаном кресле, положив ногу на ногу и отхлебывая из стакана, он, морщась, процедил, что события последних дней спровоцированы милицией и прошли под ее контролем. Есть факты, неопровержимо это доказывающие. Как-то сама собой его беседа с репортером свелась к вопросу о соблюдении прав человека и каких-то гарантиях личности, ненавязчиво всплыла тема негосударственных охранных структур, а потом мелькнуло название «Оцепление». Так же ненавязчиво, как и все остальное в этой передаче.
Я заметил, что бармен перестал протирать стаканы и тоже смотрит телевизор, облокотившись на стойку и кивая головой все чаще и чаще, будто сказанное касалось его самого.
Поблагодарив «эксперта» за интересную беседу—я ожидал, что в традициях нынешних телепередач ему преподнесут какой-нибудь скромный подарок, хотя бы пистолет и пару гранат, — репортер произнес набор дежурных фраз, сопровождавшихся кадрами с мест происшествий.
Под занавес программы, буквально за несколько секунд до титров, на экране промелькнул особняк на Ореховом острове, развевающийся флаг и сам господин Кацман. Виновато улыбаясь, он запер дверь своей синей «омеги» и направился к крыльцу, прижимая под мышкой тонкий желтый портфель. Перед дверью он потоптался, стряхивая с ботинок снег, обернулся и еще раз посмотрел в камеру, все так же виновато и грустно улыбаясь.
Я допил коньяк.
Через полчаса ноги сами привели меня в гостиницу «Правобережная».
Дежурный администратор, худощавая, с усталым лицом женщина средних лет, была мне незнакома. Без лишних разговоров она оформила номер, и я отправился на второй этаж.
В холле на этаже я увидел ту саму проститутку, бывшую преподавательницу ПТУ. Она сидела на диване, пила шампанское и болтала с охранником, длинным и тощим парнем с детским выражением лица и в очках с толстыми стеклами. Такому я не доверил бы и охрану собственного почтового ящика.
Я прошел мимо, и, кажется, мое появление заинтересовало ее гораздо больше, чем юного стража порядка. Ключи мне выдала сонная горничная. Я прошел в номер и, сбросив пуховик, сразу же завалился на кровать.
Засыпая, я подумал, что наступил понедельник…
* * *
Проснулся я от настойчивого стука в дверь. Кто-то барабанил, не жалея кулаков. Я сел на кровати и зажег бра.
Милиция или бандиты давно бы нашли способ зайти в номер, не дожидаясь моего пробуждения. Я встал и открыл дверь.
— Привет!
Это была та самая проститутка. Основательно пьяная, с бутылкой шампанского и двумя фужерами в руке.