Сам Грабер тоже должен быть где-то там, и если это так, то недолго ему осталось радоваться своему бессмертию.
В стене справа отошла заслоночка, открывая отверстие генного анализатора, куда мне следовало на несколько секунд засунуть палец или любую другую часть тела, аналогичную по размерам, о чем ехидно сообщила вспыхнувшая сверху надпись. Тайный сарказм автора инструкции по эксплуатации прибора становился особенно очевиден при взгляде на само отверстие — сомневаюсь, что у меня вообще имелись части тела, соответствующие ему диаметром. Разве что мизинец. На ноге.
Я направился к анализатору, на первом же шаге уходя в бросок, принимая уже в правую ладонь «карандаш». Левой я чуть хлопнул себя по бедру. Это был знак для спутников — приготовиться к действиям.
Обстоятельства вынуждали меня свернуть операцию: генный анализ, мать его, рубил меня просто под корень. Хочешь не хочешь — придется уходить. Но я еще вернусь, будьте уверены. И очень скоро.
План действий на данный момент в моей голове сложился такой: с криком «Назад!» (для спутников) гашу на перекате «карандашом» передний дезинтегратор, потом тоже рву назад, и мы втроем оказываемся у ворот, в мертвой зоне. «Интенс» прямо над нами, но нас ему не достать. Зато мы его можем. Я срезаю лучевиком держатели, пушка падает вниз. Мы ее подбираем, проделываем с ее помощью дыру в воротах — это три-четыре разряда в упор — и быстро уходим восвояси. На операцию у нас максимум минут пять — до прибытия сюда «Антитеррора». Может, и успеем. Если останемся живы.
Но тогда я вас, гады, все равно достану. Вы от меня так просто не отделаетесь. И на шпионский рейд по-тихому больше не надейтесь. С вашим «Интенсом» я вам весь Купол издырявлю и тепленьким возьму! И его, и ваше дерьмовое Управление Внутренних Дел. И если ее там не окажется…
Ладно, об этом позже. А пока к делу.
На миг акция предстает передо мной единой вспышкой — что-то вроде готовой программы, до запуска которой остается всего один шаг, когда…
Когда ситуация неожиданно меняется. В нашу ли пользу — пока неясно. Динамик спрашивает совершенно другим голосом, низким и слегка тревожным, но в большей мере покровительственным:
— Коля, что у вас случилось?
Я останавливаюсь, не сразу соображая, что вопрос относится ко мне: я же сейчас Николай Юрьев. Коля то есть. Значит, в дежурке появился знакомый моего «прототипа», пока не догадывающийся о подмене. Если не просечет и дальше, то есть надежда проскочить без анализов. Зато, если поймет, что я не Коля, может сразу открыть огонь. Без предупреждения.
Организм уже взведен и настроен, он уже в броске. Да обломись! Не затем ты сюда пришел, чтобы сразу драпать.
Я с усилием переключаюсь в обычное состояние — мгновенный перепад напряжения, отмена программы, которая вот-вот уже пошла — не лучшие, скажу вам, ощущения, — и пытаюсь отвечать по возможности неэмоционально, этаким среднестатистическим баритоном. Баритон получается немного усталым — сказывается экстренный выход из броска:
— Осуществляли патрулирование. На Качалова нас сбили, машина вдребезги, связь оборвалась. Не успели выбраться, со всех сторон навалилась голь. Еле отбились. В общем, сделали их. — Тут я позволил себе слабую нотку торжества. Кивнул на Ежа: — Но сержанта ранили. Один их убитый стал оживать, мы его взяли. Думаем — бессмертный. — Говорю, а сам не отрываю глаз от дезинтегратора: кажется, что дуло смотрит точно мне в лоб. Ничего игрушка, у меня такой еще никогда не было: дорогущие же эти раздолбища, словно льют их из платины! Нет, скорее всего, в грудь — так наверняка, к тому же есть шанс (при очень слабом разряде) сохранить голову жертвы. То есть в данном случае — мою. Для сканирования.