Абориген был впряжен в тележку с двумя йорик-коралловыми колесами, заставленную корзинами, горшками и целой коллекцией мешков кустарного производства.
— Пища для заключённых, — объявил он, приблизившись к тюремным воротам, сделанным из костей.
С'йито вразвалочку подошёл к повозке. Четверо часовых принялись снимать крышки с корзин и развязывать шнурки на мешках. Он наклонился над одним из открытых мешков и понюхал.
— Всё это приготовлено в соответствии с распоряжениями коменданта? — спросил он развозчика на общегале.
Тот кивнул. Снежно-белая шерсть на его голове стояла дыбом — ему явно было не по себе.
— Помыто, обеззаражено и разделено на плоть, зерна и плоды, о ужасный.
В столь почтительном тоне обыкновенно обращались к командирам, но С'йито не стал указывать развозчику еды на его ошибку.
— Освящено?
— Я прямо из храма.
С'йито бросил взгляд на грунтовую дорогу, исчезавшую в джунглях. Чтобы гарнизону было где молиться, жрецы привезли статую Йун-Йаммки, Губителя, и установили её в специально выращенном грашале, который должен был служить храмом. Рядом с храмом стоял грашал коменданта и грашалы-бараки для младших офицеров.
С'йито сунул свою плосконосую физиономию в открытую корзину.
— Рыба?
— В некотором роде, о ужасный.
Субалтерн показал на груду твёрдых ворсистых шаров.
— А это?
— Плоды, которые растут на верхушках самых больших деревьев. Много мякоти, внутри нечто вроде молока.
— Вскрой один.
Разносчик просунул крючковатый палец в шов и разделил орех на две половинки. С'йито подцепил пальцем немного розоватой мякоти и отправил её в свой огромный рот.
— Слишком изысканно для них, — объявил он, когда мякоть растаяла на его проколотом колючкой языке. — Но, я полагаю, им это необходимо.
Лишь немногие из охранников верили, что заключённые не могут есть йуужань-вонгскую пищу. Они подозревали, что такая разборчивость в еде была просто ухищрением — частью непрекращающегося состязания воли между пленниками и их тюремщиками.
Развозчик молитвенно сложил ладони возле сердца.
— Йун-Йуужань милостив, о ужасный, — сказал он. — Он посылает пропитание даже врагам истинной веры.
С'йито уставился на него.
— Что ты вообще знаешь о Йун-Йуужане?
— Я познал правду. Йуужань-вонги своим приходом раскрыли мне глаза, и я понял, что боги существуют. Их милостью даже пленники увидят истину.
С'йито решительно покачал головой:
— Этих пленников уже не обратить в нашу веру. Для них война окончена. Но в конце концов все склонятся перед Йун-Йуужанем.
Он подал знак часовым:
— Пропустить развозчика еды.
* * *
В самой большой из деревянных хижин, каждая из которых была построена руками самих военнопленных, делать было нечего, кроме как ухаживать за больными и умирающими, убивать дневные часы за разговорами и азартными играми и тоскливо ждать, когда принесут еду. Напряжённую тишину изредка нарушал хриплый кашель или смех. Йуужань-вонги не посылали военнопленных работать на виллиповых полях, как и на другие работы в лагере или за его пределами, и до сих пор на допросы вызывали только старших офицеров.
Большая часть этого сборища заключённых попала в плен при Билбринджи, но другие были доставлены с более далёких планет, таких как Яг'Дул, Антар-4 и Орд Мантелл. Они были одеты в лохмотья, оставшиеся от военной формы и лётных комбинезонов. Их измученные и исхудалые тела — безволосые и мохнатые, гладкие и мясистые — были покрыты потом и грязью. Всех их объединяли общегалактический язык и — что более важно — глубокая и непоколебимая ненависть к йуужань-вонгам.
Тот факт, что они не были убиты на месте, означал, что их приберегали для жертвоприношения — скорее всего, в ознаменование завершения терраформирования Селвариса или накануне неминуемой битвы с силами Галактического Альянса.