Конгор знал это и понимал. Он уже рискнул всем, когда-то. Когда впервые поцеловал юношу по имени Кронго. И сейчас был полон юношеского пыла и упрямства идти по этой тропе. Но Морана немного отрезвила его, рассказывая, что может быть, если он не подчиниться сенату старейшин. Законы Самси были весьма строги к тем, кто их не исполнял. Конгор мог потерять не только титул, трон и уважение, но и жизнь. И не только свою. Кронго был под ударом не меньше, если не больше. Ведь он – прямая угроза жизни которая складывалась в Самси веками. Да где это видано, чтобы нечестивец взошел на трон?!
- Почему ты хочешь мне помочь? – исспросил будущий кнес.
- Потому что это правильно, – коротко ответила Морана, вставая с лавки. – Но далеко не обязательно, что меня тоже не казнят, как защитницу нечестивцев.
- Тогда не надо, – тоже поднялся с лавки напротив Конгор. – Я сам справлюсь со старейшинами, миледи.
Это было очень опрометчивое юношеское решение и Морана не сдержалась, влепив мальчишке оплеуху снова. Конгор даже не защищался, а принял как есть гнев вепски.
- С ненавистью народа тоже справишься сам? А как насчет противоборства с другими людьми претендующими на трон? А с посланниками старейшин, которые захотят вразумить тебя? Или с убийцами, с которыми ты не справишься, даже будь у тебя неприкасаемые латы? Ты – глупый мальчишка! – гневалась Морана. – Твоего Кронго убьют, а если ты не согласишься выполнять требования сената – и тебя тоже. И на трон пойдет Гурон. А знаешь почему? Потому что он не упустит такую возможность стать кнесом. Так что вместо того, чтобы злиться и дурачиться – думай, что говоришь!
Конгор опустил голову, принимая брань.
- Вот иди и подумай, пока я буду говорить с Кронго Шейком. Чтобы к обедне ты был собран и учтив. Я серьезно хочу поговорить с тобой о государственных делах. Ступай.
Возражать Моране, когда та гневалась было совершенно пустым делом, и Конгор повиновался. Кайоссе же предстоял разговор с тем, кого возможно она собирается защищать. Сын кузнеца.
- Какого рожна? – возмутилась Анэка, когда по приходу к Циане обнаружилось, что Наира вообще не можут идти.
Девушка была словно во хмелю.
Пока Фогг показывал Элезии приемы с ножом, один из которых забрал у павших воинов, Циана, отводя Анэку в сторону поясняла, как обстоят дела. Они складывались не лучшим образом, из-за того, что Наира отказывалась следовать за ними.
- Она лыко не вяжет! Циана! – злилась Анэка.
Она-то думала, что все проще будет хотя бы тут. Но нет.
- Она бы и так вряд ли нам в бою помогла. Нее какая-то ненависть к нам, очень тревожная и меня это пугает, ежели что. Но покамест мы ожидаем, может случиться еще что. Нам надо убираться отсюда и быстро. Чую, за пределами шахт нас ожидают неожиданности.
Это было более чем понятно, что так просто им не дадут уйти. Будет бой. Много боя. А у них две раненные девушки. И если Элезия хоть как-то может себя защитить, если судить по нападению на них, то Наира – бесполезная поклажа. Им нужен был план, чтобы переждать где-то опасность и придумать другой план – как покинуть остров, не теряя при этом никого более.
Но первое, что им надо было делать немедня – идти. Элезия очень смутно объяснила, в какую именно сторону надобно идти. Но вроде бы Фогг понимал ее куда больше, чем кто либо, все же он бывал тут, а значит, мог знать поболе них всех.
Наиру пришлось нести Циане на себе. Это оказалось делом дажеко не легким. Элезия хромала впереди, сжимая в руке ятаган. Фогг и Анэка шли позади.
- Задумка. Ты говорил о ней, – интересовалась Анэка. – Что ежели все не так, как тебе думается?
- Особого выбора не нахожу, – ответствовал Фогг. – Подле ручья, куда мы выйдет, будут еще ущелья. Они тесные и узкие, но там больше надежи что нас не сыскать. К тому же, через ущелья, дорогая есть, ведет к морю. Може там что-то поразмыслим. Корабли какие, кто знает. Надо разведывать будет.
Он был удивительно расслаблен. Анэке почему-то подумалось, что сейчас он находился полностью в своей стихии. При деле. Такой юноша – грезы любой девушки. Надежен, смел, бошковит. Если ранее Анэка недоверчиво отнеслась к нему, то тепереча видела в нем надежный тыл и оборону. Такой друг стоит целого войска.
- Обождите, – остановилась Элезия, пытаясь разглядеть что-то в темноте каменного коридора. – Може десь люде. Есь мы приме. Слухате?
Анэка совсем забыла о том, что бунт готовился заранее, а получалось, что помимо двух девушек, которые они несли на себе, им придется выручать и с джины других рабов. И не ошиблась, когда навстречу им вышли перепачканные чернокожие мужчины и женщины с кирками в руках.
6.
Самое сложное это понять нечто простое. Моране иногда казалось что будь жив Мортон, он бы сходу лишил Конгора места на троне. Как-то давно Мортон жаловался Кайоссе, что когда родился Конгор, ему пришлось смирится с тем, что сын сызмальства пошел не в него. У Конгора было доброе сердце и слабые руки. Весь пошел с мать – Мирриду. Моране хотелось узнать, как же она погибла, судя по всему – не своей смертью. Ярона как-то обмолвилась, что ее убили. Мортон по этому поводу просто ничего не говорил, должно быть не желал сеять слухов. Кайоссе было не сложно принять нечистивую душу Конгора, ибо самой ей так жить приходилось. Она приняла себя и свое сущность. Но далеко не пример, что будущий кнесс примет. Конгор по сути еще не принял на себя обязанности кнеса, а значит не испробовал на вкус горечи данного бремени, огородить от котого его не смог бы даже Мортон, будь он жив. Это полностью ноша будущего кнеса. Только вот как убедить старейшин, что жизнь подле замка нечистивым вполне законно. Надо было советоваться с Яроной, которая в этих делах государственных поднаторела более. Тем более, что после разговора с Шейком, вепска стояла полностью на стороне любящих.
- Что тебе-то за дело? – почти с порога исспросила Ярона. – Неужто благословлять их решила?
Ну, ежели другого ничего не будет, почему и нет. В любом случае кто-то должен их благословить. У Конгора и нет более никого, один остался.
- Ходили слухи яго же на третью годницу правления Мортона, что Миррида заменяла его, покамест он сражался на войне с орланами. Заменяла каким-то проходимцем, вором и отступником. Звали его Багг Майсабр, он сколот по роду. У них якобы были весьма теплые отношения, а народ как известно видит очень многое. Более многое, чем другие, – молвила Ярона, изредка поглядывая на Кайоссу. – Так вот, уже когда Мортон возвернулся с битвы, яго же чрез годницу даже, Миррида родила дочь, но та умерла при родах. Никто об этом ни сном ни духом, но я все же слышала, что малышка выжила. Ее приютил проповедник Фарлан. И выростил, как свою дочь. Только вот имени не знаю. Народ имени не упоминал, как водится, чтобы не плодить слухи и не очернять доблесть великого Мортона.
- Откуда же тебе знать? – интересовалась Морана.
- Не забывай, что я водила дружбу с Мирридой. Весьма долгую и плодотворную. Я знакома с тайнами, неизвестными ни единой душе.
- Полагаешь, что Майсабр мог убить Мирриду?
- Полагаю, – согласилась Ярона. – Еще полагаю, что он убил ее не из ревностного порыва, а потому что не желал иметь с королевской кровью никаких дел. И дети от королевской крови в его планы не входили. Это значится, что если дочь Мирриды от Майсабра выжила, ей может грозить опасность. Однако, полалаю, что она вряд ли знает кто она, и на что может претендовать.
- Найти бы и потолковать, – размышляла Морана. – Где живет Фарлан?
Ярона всплеснула руками.
- Он давно умер. Кажется его погост превратился в лекарню Ферона, его брата по крови. Но о девочке я больше не слышала. Народ говорил, яко же она переселилась в горы, к сенакам (горцам, значит). Маура, не ходи туда. Пусть все течет, как течет. Не буди лиха пока оно тихо.
Сенаки народ скупой на слова. Морана знала о них совсем мало. Конечно, к Ферону она не пошла, зато очень уж ей хотелось разыскать родную по крови сестру Конгора. Одному на земле одиноко, а когда кто-то родной – легче. Да и кто знает, може так статься, что она тоже разыскивает брата, ежели знает о нем.