Старательные снимки Майры Хиндли в черном белье или демонстрирующей отметины, оставленные кнутом ее партнера, отражают суть эротизма середины века, который не нуждается ни в какой помощи со стороны маркиза.
В пылу публичного признания Сада сообщником по делу об убийстве Лесли Энн Дауни и других жертв, оказались упущены некоторые немаловажные детали. Ни Бредли, ни Хиндли, а Дэвида Смита, главного свидетеля обвинения, признали первым читателем Сада. Смит присутствовал во время одного из убийств, но к уголовной ответственности не привлекался. Он скопировал «защиту» убийства у садовского героя из «Философии в будуаре». Эта защита убийства — как проявление частной справедливости — в действительности состояла в цитировании маркизом Людовика XV. Конечно же, Смит роман не читал, а только ознакомился с цитатой, приведенной в книге Джофрея Горера. Строчки стояли в одном ряду с другими, выписанными Смитом из бестселлеров типа «Саквояжников» Гарольда Роббинса: «Рина стояла в одном бюстгальтере и трусиках… Он поднял руку и коснулся ее груди».
Несмотря на впечатление, оставленное массовыми газетами и моралистами, основной выигрыш от Сада получила скорее защита, чем обвинение. При перекрестном допросе Смит попался в ловушку, когда согласился с атеизмом героев Сада.
— Так значит, клятва, которую вы вчера дали, для вас самих совершенно бессмысленна? — поинтересовался защитник обвиняемого Филип Куртис.
Смиту ничего не оставалось делать, как согласиться с этим, хотя, дискредитируя его таким образом, защита для Бредли и Хиндли все же ничего не могла сделать. Бредли засвидетельствовал, что читал книгу Джофрея Горера и она ему понравилась. Это признание с радостью подхватили обозреватели из «Нью Стейтсмен» и «Таймз Литерари Сапплемент». Бредли признался, что согласен с некоторыми из взглядов Сада или его персонажей, однако считает — убийство не должно быть легализовано.
Все же, поскольку прозвучало имя Сада, «болотные убийства» приобрели новый и более сенсационный характер. Но открывшаяся в процессе разбирательства истина не соответствовала представляемой картине. Дэвид Смит признался, что запись преступного деяния у него имелась задолго до того, как он услышал о маркизе. Ян Бредли был незаконнорожденным ребенком улиц Глазго, который никогда не знал своего отца. Мать бросила его на попечение приемных родителей. Вместе с четырьмя другими детьми он жил в многоквартирном доме района Горболз, населенном последними подонками Европы. Будучи маленьким ребенком и обучаясь в начальной школе, он прославился среди своих сверстников как владелец выкидного ножа, который применялся против кошек и другой живности. Однажды Бредли привязал к столбу одноклассника, обложил его газетами и поджег. В одиннадцать лет он вовсю применял нацистское приветствие и лихо кричал: «Зиг хайль!» Совершенно очевидно, в уроках Сада этот человек особой нужды не испытывал.
В спорах, последовавших после суда, почти ничего не говорилось о том факте, что свои жертвы Бредли убивал топором, а владеть он им научился в ту пору, когда работал помощником мясника. Бойня является не менее благодатной почвой для воспитания жестокости, чем библиотека или книжный магазин. Но те, кто в первую очередь усматривал влияние работ Сада и громко отстаивал свое мнение, относительно ремесел мясника и бойца предпочитали молчать. Существует огромная разница между чтением об убийстве и совершением преступления. Различие между убийством животного и человека заметно несколько меньше.