Если бы не это качество, от России уже осталась бы вмятина, на территории ее дымились бы развалины и догладывали бы ее останки уголовная братва, «новые русские» и клептоманы-чиновники.
В семь часов Аверина ждали на дне рождения Светы. Вышел с Белинского, 3, он без четверти семь, без подарка и цветов. Особого желания идти туда он не испытывал, но игнорировать приглашение неудобно — Света обидится, а он не любил обижать женщин.
В магазине на Тверской он купил духи (явно не по его средствам), у метро приобрел несколько гвоздик, с грустью посмотрел на почти опустевшее портмоне.
Гости собирались в банкетном зале в кафе у бывшей площади Ногина. Откуда у Светы деньги на такие банкеты? Скорее всего зал, учитывая особые ее заслуги, оплачивала редакция.
Встретила его на пороге сама Света в длинном темно-красном вечернем платье, которое ей очень шло.
— Выглядишь на пять баллов, — сказал он.
— Аверин, негодяй, ты опоздал на мой юбилей, — покачала она головой, втянула его в прихожую, протянула цветы стоящему рядом бородачу. — Подержи-ка, — впилась губами в губы Аверина. — Ты мой лучший друг, — произнесла она торжественно.
Она уже успела опрокинуть пару стопочек — и алкоголь сразу на нее подействовал, поскольку она почти не пила. Щеки ее раскраснелись, а на лице цвела улыбка.
— Знакомься, — кивнула она на бородача с цветами. — Это мой муж.
У Аверина полезли глаза на лоб.
— Да не бойся, — засмеялась Светлана. — Бывший муж.
Аверин пожал бывшему мужу руку.
В зале было накрыто два длинных стола. Праздник только начинался. И хотя гости уже успели тяпнуть, но не настолько, чтобы разрядить официальную и скованную атмосферу. Народу собралось человек тридцать. Света коллекционировала разных забавных и известных индивидуумов. Аверин никого не знал лично, но некоторые лица видел по телевизору. Он не любил компаний, где почти нет знакомых — создается напряжение: приходится держать марку, каламбурить и балагурить, демонстрировать свою значительность, надувать губы, делать комплименты — в общем, заниматься скучной праздной рутиной. Он органически не переваривал приемы, фуршеты, презентации и дни рождения. Если и пить, то в тесной компании, где все знают, чего друг от друга ждать, кого посылать за выпивкой.
— Помню, как к нам в редакцию пришла очаровательная наивная девушка. И буквально на глазах она превратилась в львицу журналистики. В пантеру, — вещал жидковолосый мужчина, сжимая, как гранату, фужер с длинной ручкой. — За тебя, Светочка. Чтобы ты радовала своими статьями еще долгие и долгие годы.
— Почему годы? Века! — донеслось с другой стороны стола.
— Пусть даже тысячелетия, — кивнул жидковолосый. — За тебя.
Слева от Аверина сидела высокая крашеная блондинка, — баскетболистка или манекенщица. По правую его руку устроился сосредоточенный курчавый тип с салфеткой на колене — он, не дрогнув, проглотил целый фужер водки.
— Люблю маслины. — Причмокивая, произнес курчавый. И осведомился:
— Кто догадался принести маслины?
Вопрос остался без ответа.
— Очень хорошие маслины. Правда? — спросил он Аверина.
— Несомненно.
— А вы положите себе.
— Спасибо. В другой раз.
— Сергей, — протянул руку курчавый. — Литератор.
— Владислав, — Аверин пожал руку. — Кооператор.
— Простите, кто?
— Цветами на Даниловском рынке торгую.
— А-а-а, — интерес собеседника заметно поблек. — И много наторговываете?
— На сто пятьдесят баксов в день чистыми.
— У-у-у, — интерес заметно прибавился, но тут в Аверина вцепилась девица.
— Мила, — представилась она.
— Очень мило. Вячеслав. Кооператор.
— Ну что это такое? — капризно произнесла она. — Или «новые русские», или литераторы?
— Почему? Я раньше работал шахтером.
Он думал, что блондинку это добьет и она отвалит, но случилось почему-то наоборот.
— Правда?
— Правда.
— Слава, я вас люблю. Давайте выпьем на брудершафт.