К. А. Соловьев не исследует непосредственно проблемы власти Древнерусского государства, объектом исследований он берет монографические и иные научные работы. В центре его внимания находятся концептуальные вопросы власти в Русских землях со времени появления на Руси государственных структур и перерастания потестарных отношений во властные до начала процесса оформления Московского государства (с IX до середины XV в.), получившие отражение в отечественной научной литературе. Исследование, как отмечает названный автор, проводилось в целях выявления узловых проблем и ключевых вопросов в осмыслении места и роли государственной власти, сформировавшихся на разных этапах развития историографии, на основе анализа проблемы власти в Древней и Средневековой Руси в отечественной исторической науке на протяжении XVIII—XX вв. В центре внимания находились теоретико-концептуальные стороны изучения проблемы власти в контексте развития исторической науки.
Автором показана динамика развития российской научной мысли относительно процессов становления и развития государства и права Древней Руси и выделены четыре периода: 1) становление научной историографии XVIII – начала XIX в., когда наиболее существенными чертами были рационализм, вера в универсальность исторического пути разных народов и во многом искусственное, механистическое сближение истории России и европейских стран; 2) распространение историками конца XVIII в. на исследуемые процессы идей Просвещения и теории общественного договора; 3) формирование концепции двух действующих параллельно и не пересекающихся властных форм – княжеской и земско-вечевой, каждая из которых существует в собственной сфере и обладает собственной легитимностью; 4) применение марксистской доктрины, которая в переложении советских историков и правоведов не привела к революционному пониманию процессов становления государства и права на Руси.
Выводы автора заслуживают самого пристального внимания, поскольку дают весьма полный системный анализ юридической и исторической литературы, посвященной проблемам истории становления и развития государства и права, правосудия Древней Руси, заметно облегчают процесс ее изучения и систематизации. Однако они, по нашему мнению, имеют и один значительный недостаток. Ограничив предмет исследования научными работами, этот автор не уделяет достаточного внимания закономерностям и механизмам непосредственно самой действительности – процессам развития государства и права. Между тем именно эти знания выступают объективным критерием оценки как выводов, полученных другими авторами, так и собственных результатов научного исследования. Без знаний объективных процессов и детерминирующих их закономерностей невозможно дать достоверную оценку научным знаниям, являющимся мыслительным аналогом объективного и закономерного и обладающим качествами научного знания в той мере, в какой они верно отражают объективное и закономерное. Слова Л. Н. Гумилева о том, что «прежде чем излагать историю страны или народа, надо увидеть ее самому», оказываются справедливыми в отношении и историка, пишущего историю народа, и историка, описывающего процесс развития научной исторической мысли.
К сожалению, практика изучения проблем истории, сведенная к анализу только научной литературы, имеет среди историков широкое распространение и даже получила официальное признание в качестве достаточного результата для получения кандидатской или докторской степени по историческим наукам. Например, подобным методом была подготовлена уже упоминавшаяся кандидатская диссертация Е. Н. Дербина, в которой проблема становления княжеской власти на Руси сведена к обзору монографий и иных письменных источников, посвященных исследуемому процессу.
В числе наиболее значимых выводов и положений, содержащихся в названных диссертациях, можно выделить сведения, полученные Р. В. Новожеевым об атрибутах, о ритуалах и символах власти Древней Руси, дополнительные аргументы, полученные Д. А. Кочетковым, о том, что восточнославянская государственность явилась итогом естественного развития общества. Приглашение же на Русь норманнской династии стало тем внешним фактором, который ускорил процесс объединения славянских земель и превращения их в государственное образование. Соответственно, варяги оказали значительное, но не определяющее влияние на процесс создания государственности на Руси.
В диссертации О. А. Плотниковой содержатся дополнительные исторические, экономические, политические, правовые факты, свидетельствующие о том, что в IX—XI вв. Русь представляла собой военный административный союз племен, однако в IX—XII вв. она утрачивает единство и продолжает существовать в виде конфессиональной территории, управляемой из Киева. Восполняет пробел диссертация П. И. Гайденко, в которой дается системное описание места и роли Киевского митрополита в государственном механизме Древней Руси.
Проблемам формирования древнерусского права посвящены четыре кандидатские диссертации. Т. В. Синякова исследовала роль обычая как источника древнерусского права; В. В. Чемеринская – влияние византийского права на древнерусское; А. В. Агафонов – процессы происхождения права Древней Руси и систему его источников; Ф. М. Майор предпринял попытку сформулировать концептуальные основы морально-правового регулирования общественных отношений в Древнерусском государстве в IX—XIII вв.
Т. В. Синякова справедливо обращает внимание на то, что в условиях становления законодательства взаимоотношение обычного и писаного права не может сводиться только к санкционированию государством норм обычного права. В этот период все действующие правовые формы находятся в органичном единстве. Правовой обычай, судебный прецедент, равно как и договор, и нормативный правовой акт государственной власти, не могут быть противопоставлены друг другу, поскольку являются элементами единой системы, ее подсистемами, обслуживающими разные структурные пласты права: динамические элементы в виде позитивного права («вертикаль»), а статические – в виде правовых обычаев («горизонталь»).
Издавая новые законы и творя суд, полагает автор, княжеская власть и церковь создавали новые правовые институты, творили позитивное право. При отсутствии эффективной связи центра и периферии статические элементы в праве преобладали. Изложенная Т. В. Синяковой связь закона и обычая логично объясняет причины успешного действия закона, например Русской Правды, при ее крайне лапидарном содержании, ориентированном на закрепление отношений преимущественно уголовного и уголовно-процессуального права, В тот период не было необходимости в замене норм гражданского права, созданных обществом до государства и независимо от него, которые сохраняли эффективное действие в прежнем неизменном виде на статическом уровне.
В. В. Чемеринская приходит к выводу, что влияние византийских источников на русское законодательство прослеживается до конца XVII в. Процесс распространения византийского политического опыта, права, идеологии был двучленным и даже многочленным. Каждая из сторон в этом сложном процессе культурного и политического взаимодействия выступала со своими нуждами и стремлениями, и влияние византийского права на обычное право Древней Руси и законодательство не было столь решающим, как это пытаются представить В. С. Иконников и другие сторонники концепции «византийского влияния на Руси»,
Первыми русскими юридическими памятниками, ощутившими влияние греко-римского права, были договоры князей Олега и Игоря с греками. Обычное русское право во многом прямо противоречило учению христианской морали и церковного права (многоженство, способы и условия совершения брака, наложничество и проч.) и благодаря своей устойчивости еще сохраняло действие после введения христианства. Влияние византийского права ограничилось усвоением церковного права и частичной и свободной рецепцией некоторых кодексов византийского светского права. При этом заимствование светского византийского права совершалось с некоторой свободой и выбором кодексов: состав Кормчих не вполне тождествен греческим Номоканонам, составлялись и обращались сборники (Книги законный и Мерила праведныя), во многом отличающиеся от Кормчих. Русская Правда также содержала отдельные заимствования из византийского права, что, однако, не лишало ее самобытного характера.