Ради этого он пользовался каждым случаем, чтобы принять участие в походах на земли орусутов. Но где возьмешь способности полководца, если не было их с рождения? Трижды Саук возглавлял отряды воинов, и ни разу не зажглась над его головой звезда удачи. Трижды только быстрый конь спасал его из петли смерти.
Бату и другие чингизиды, видя неспособность Саука к войнам и набегам, учитывая его замкнутость и неразговорчивость, решили оставить его в ставке Орды советником.
Это было еще одно поражение, крушение последних надежд на могущество и славу. Злоба, отчаяние захлестнули Саука. Все кипело в нем и бурлило, в каждом слове и поступке других чингизидов чудилась насмешка, но он, умея владеть собой, сделал вид, что вполне доволен новым назначением. Только к орусутам он не мог скрыть своей ненависти и потому при каждом удобном случае советовал ханам уничтожать их.
И сейчас, глядя на непокорный орусутский город, Саук вдруг отчетливо вспомнил приезд новгородских послов в Орду, к хану Сартаку. Проклятые гяуры убили отца, они же преследовали и его самого. Ведь именно тогда он едва не выпил предложенную рыжебородым Святославом чашу отравленного вина. Если бы Саук знал, что вино отравлено, он бы никогда не прикоснулся к нему. Но во всем был виноват орусут, его глаза. С какой ненавистью смотрел старый воин на монголов! В его поступке был вызов, и, загоревшись ответной ненавистью, Саук превозмог страх, который никогда не покидал его, и взял чашу.
Сегодня все по-другому. Страха нет. За его спиной готовые подчиниться любому его жесту, каждому слову пять тысяч отважных воинов с глазами, горящими от скорой битвы и предстоящей добычи. Пусть на старости лет, но пришло время, когда в его власти совершить кровавую тризну по погибшему в орусутских землях отцу. Он растопчет непокорные города, превратит их в прах, и они уже больше никогда не смогут подняться из пепла, чтобы перечить Золотой Орде.
Саук вдруг подумал, что было бы хорошо, если бы когда-нибудь в его руки попал рыжебородый орусут Святослав. Он заставил бы его сказать, почему тот так ненавидит монголов. Он припомнил бы ему ту чашу с отравленным вином…
Запыхавшись от быстрого бега, гремя кривой саблей, к шатру приблизился большой и тучный Каблан-нойон.
Саук сказал:
— Отправляя нас в поход, великий Берке-хан велел нам, прежде чем разрушить город, спросить у орусутов, чего они хотят. Возьми сотню воинов и отправляйся к ним. Если сочтешь, что желания их не совпадают с нашими, зови орусутов, чтобы они вышли сражаться с нами за крепостные стены. Не согласятся — пригрози, что сожжем город, а самих предадим страшной смерти.
— Слушаюсь и повинуюсь…
Каблан-нойон заторопился к своим воинам.
Вернулся он только в полдень.
— Я исполнил то, что повелели вы…
— Говори. Я слушаю.
— Завтра в это время орусуты выйдут из города.
На миг Сауку сделалось страшно. Где-то в душе он хотел и боялся этого сражения, потому что живы были в памяти горькие уроки, полученные им в молодости.
— Они не пожелали выказать нам свою покорность?
— Нет. — Каблан-нойон наклонил свою большую и тяжелую голову. — Я не смог узнать, где находится князь. Приближенные же к нему люди схвачены и посажены в яму. Бунтует чернь. Руководят всем поп по имени Ростислав, а советником у него старик Святослав из Новгорода. Говорят, что они братья. Восставшие заковали Китака в цепи, Изосима, принявшего нашу веру, казнили. Горожане сказали: «Если вам нужен Китак, то возьмите его, но ни податей, ни налогов мы давать вам больше не станем».
— Что говорили еще?
— Требовали, чтобы мы никогда не присылали к ним бесерменов.
— И что ты сказал им?
— Я ответил, что этому не бывать.