— Сир, — обратился я к нему, — вы старше меня, и я не сомневаюсь, что ваша доблесть так высока, что превышает мою высокородность, какова бы она не оказалась. Но если разница в наших положениях такова, что именно мне придется принять вашу службу, то я прошу вас послужить только одному: а именно полному доверию к моим словам, к тому, что я вынужден рассказать вам, сир, в надежде добраться до истины, Удар которой, кажется, выбил меня из седла.
Вскоре славные стражники городских ворот Коньи увидели назойливого воробья за плечами франкского рыцаря, возвращавшегося в город, и были весьма изумлены.
— Они просят за меня десять динаров, — шепнул я рыцарю на ухо.
— С какой такой стати? — возмутился тамплиер.
— Я сказал им, что убил султана, — признался я.
— Святая Мадонна! — покачал головой франк. — Двух десятков динаров у меня с собой не найдется.
Едва скрылись мы с глаз опешивших привратников, как рыцарь Эд пришпорил коня. Заставив прохожих распластаться по стенам, мы проскакали по узкой улице и остановились у высоких, в два человеческих роста, ворот, обитых железом. На створках, снизу доверху, был отчеканен восьмиконечный крест, разделявшийся ровно надвое, когда ворота открывали.
Спустившись с седла, рыцарь Эд подал мне руку, и я не посмел отказаться от его помощи, хотя, разумеется, стыдливо огляделся по сторонам.
Затем рыцарь Эд постучал в ворота железным кольцом, и, когда приоткрылось вратное окошко, он, не показывая своего лица тому, кто подошел на стук, негромко повелел:
— Жан! Открой и поторопись позвать господина приора.
Раздался шорох хорошо смазанного засова, створки подались внутрь, и я, шагнув вслед за рыцарем Эдом во двор, увидел спину человека в темнойсутане, стремительно семенившего к дому, маленькие, полукруглые окна которого были озарены слабым светом.
В густеющих сумерках я различил подкову, висевшую на цепочке над открытой дверью темной кузницы, перекладину с развешанной на ней коновязью, мощные, вровень с входными, ворота конюшни. Я насчитал еще полдюжины дверей каких-то служб и по такой основательности постоя определил, что рыцари-тамплиеры здесь, в столице сельджукского Рума, вовсе не случайные гости или наемники.
От дверей братского корпуса к нам спешил уже другой человек, торопливость и мелкий шаг которого никак не вязались с его крепким телосложением и руками дровосека. На вид ему можно было дать больше пяти десятков.
— Брат комтур, вы вернулись! — взволнованно проговорил он, косясь на меня. — Случилось что-то непредвиденное?
— Чрезмерно предвиденное, брат приор, — спокойным, твердым голосом ответил Эд де Морей. — Тот, за кем я был послан, вышел мне навстречу намного раньше, чем был оседлан мой Калибурн.
— Что вы говорите, брат комтур! — прошептал приор, удивление которого, верно, уже превысило внушительные размеры его собственного тела.
— Собирайте капитул, брат приор. Немедля, — так же спокойно повелел рыцарь Эд. — Скажите братьям одно:он пришел.
— Святая Мадонна! — перекрестился приор.
— Посланник здесь. Перед вами, — добавил Эд де Морей.
— Святой Крест! — с еще большим испугом прошептал великан-приор и низко поклонился мне.
Моя память, словно одежда, зацепилась во тьме за какую-то острую колючку, и, не замечая оказываемых мне почестей, я принялся дергать ее туда-сюда, а потом, можно сказать, присел на корточки, пытаясь нащупать и выдернуть злополучный шип.
Мне удалось найти его! Да, этот шип действительно торчал во тьме, ведь я сидел на камне с закрытыми глазами, когда по дороге в Конью старый дервиш передавал некое послание в руки своего ученика Ибрагима, прибавив к посланию два неписаных слова: «Он пришел».
— Мессир, — обратился я к рыцарю Эду, когда приор исчез исполнять то, что должно было последовать запредвиденным.