У камина какой-то худощавый французской путешественник поил с блюдечка простывшим чаем толстого Азора, а подле дивана один из главных чиновников французского дипломатического корпуса, развалясь в огромных волтеровских креслах, разговаривал с хозяйкою.
– А, здравствуйте, mon cousin! [11] – сказала Радугина, разумеется по-французски, кивнув приветливо головою входящему Рославлеву. – Не хотите ли чаю?
– Нет, княгиня, я не пью чаю после обеда, – отвечал Рославлев, садясь на один из порожних стульев.
– Я вас целый век не видала. Уж не прощаться ли вы приехали со мною?
– Вы отгадали. Я завтра еду.
– За границу?
– Извините! в Москву, а потом в деревню.
– В деревню! Ах, как вы мне жалки!.. Asopt vieris ici, mon ami!.. [12] Он вас беспокоит, monsieur le cornte? [13]
– О, нет! напротив, княгиня! – отвечал путешественник. – Il est charrnant! [14] Пей, мой друг, пей!
– Итак, вы едете завтра, mon cousin? Когда же вы воротитесь?
– Не знаю; но, верно, не прежде моей свадьбы.
– Ах, боже мой! представьте себе, какая дистракция! [15] Я совсем забыла, что вы помолвлены. Теперь понимаю: вы едете к вашей невесте. О, это другое дело! Вам будет весело и в Москве, и в деревне, и на краю света. L'amour embelit tout [16] .
– Жаль только, – перервал путешественник, – что любовь не греет у вас в России: это было бы очень кстати. Скажите, княгиня, бывает ли у вас когда-нибудь тепло? Боже мой! – прибавил он, подвигаясь к камину, – в мае месяце! Quel pays! [17]
– Что ж делать, граф! – сказала с глубоким вздохом хозяйка. – Никто не выбирает себе отечества!
– Да, сударыня! – подхватил дипломат. – Если б этот выбор зависел от нас, то, верно, в России было б еще просторнее; а во Франции так тесно, как в Большой парижской опере, когда давали в первый раз «Торжество Траяна»!
– И когда сам Траян присутствовал при своем торжестве, – прибавил путешественник.
– Скажите, mon cousin, – сказала Радугина, – ведь вы женитесь на Лидиной?
– Да, княгиня.
– На той самой, которая прошлого года была в Париже?
– То есть на ее дочери.
– Надеюсь, на старшей?
– Да, княгиня, на старшей.
– Ее, кажется, зовут Полиною? Charmante personne! [18] О чем мы с вами говорили, барон? – продолжала Радугина. – Ах, да!.. Знаете ли, mon cousin! что вы очень кстати приехали? Мне нужна ваша помощь. Представьте себе! Monsier le baron [19] уверяет меня, что мы должны желать, чтоб Наполеон пришел к нам в Россию. Боже мой! как это страшно! Скажите, неужели мы в самом деле должны желать этого? Рославлев едва усидел на стуле.
– Как, сударыня! – вскричал он…
– Да, да! Он мне это почти доказал.
– Pardon, princesse! [20] – сказал хладнокровно дипломат, – вы не совсем меня поняли. Я не говорю, что русские должны положительно желать прихода наших войск в их отечество; я объяснял только вам, что если силою обстоятельств Россия сделается поприщем новых побед нашего императора и русские будут иметь благоразумие удержаться от народной войны, то последствия этой кампании могут быть очень полезны и выгодны для вашей нации.
– Извините, барон, мое невежество, – сказал Рославлев, – я, право, не понимаю…
– Не понимаете? Так спросите об этом у голландцев, у всего Рейнского союза; поезжайте в Швейцарию, в Италию; взгляните на утесистые, непроходимые горы, некогда отчаяние несчастных путешественников, а теперь прорезанные широкими дорогами, по которым вы можете, княгиня, прогуливаться в своем ландо [21] спокойнее, чем по Невскому проспекту; спросите в Террачине и Неаполе: куда девались бесчисленные шайки бандитов, от которых не было проезда в Южной Италии; сравните нынешнее просвещение Европы с прежними предрассудками и невежеством, и после этого не понимайте, если хотите, какие бесчисленные выгоды влечет за собою присутствие этого гения, колоссального, как мир, и неизбежного, как судьба.
– Прекрасное сравнение! – воскликнул молодой поэт. – Какое у вас цветущее воображение, барон!
– Неизбежный, как судьба!..