Политологи, изучающие этнические корреляты гражданских войн, в качестве независимой переменной используют различные индексы этнической фракционализации10 и приходят к противоречивым результатам. Многие количественные исследования не подтверждают связи между этническим составом и риском конфликтов. Большинство исследователей делают вывод об отсутствии влияния этнического состава на начало гражданской войны [Roeder, Fearon, Laitin, 2003; Fearon, Kasara, Laitin, 2007; Collier, Hoeffler, 2004]. Этническая гетерогенность уменьшает вероятность гражданской войны, так как координация действий усложняется [Collier, Hoeffler, 2004]. По мнению П. Кольера, объективные этнические лишения должны играть определенную роль в провоцировании конфликта, однако их важность была сильно преувеличена, так как никаких эмпирических подтверждений он не нашел [Collier, Hoeffler, 2004; Collier, 2007]. В исследованиях Кольера основные показатели этнического разнообразия не могут объяснить начало гражданских войн: этническая фракционализация значима только на 0,1 уровне, этническая поляризация незначима, и только этническое доминирование увеличивает риск конфликта в два раза [Collier, Hoeffler, 2004].
По мнению Л.-Э. Седермана, только определенные этнические конфигурации приводят к насилию и гражданским войнам, поэтому его команда вводит альтернативный индекс этнического исключения, а также новую переменную «власть у меньшинства» и повторяет модели Фиарона, в результате получив положительные значимые коэффициенты, подтверждающие связь между этничностью и конфликтами на казусах Евразии [Cederman, Girardin, 2007, p. 180]. Дж. Фиарон, в свою очередь, добавил доминирование этнического меньшинства в качестве нового фактора риска, но не смог подтвердить наличие связи между властью меньшинства и гражданской войной [Fearon, Kasara, Laitin, 2007].
В некоторых исследованиях этническая гетерогенность увеличивает вероятность внутреннего вооруженного конфликта или прямо [Sambanis, 2000; Hegre, Sambanis, 2006; Toward a democratic… 2001], или только косвенно через взаимодействие с другими факторами [Blimes, 2006]. Некоторые авторы говорят о наличии нелинейной параболической связи между этнической фракционализацией и риском гражданской войны. Риск будет небольшим при этнической гомогенности и крайней гетерогенности и высоким – при расколе населения на небольшое число отчетливых этнических групп [Elbadawi, Sambanis, 2002]. Т. Эллингсен показывает, что различные аспекты многоэтничного состава (размер большей группы, число групп, размер группы меньшинства, этнические предпочтения) важны для объяснения внутренних вооруженных конфликтов. Конфликтов будет больше в странах, где доминирующая группа составляет менее 80% [Ellingsen, 2000, p. 241]. В ее исследовании связь между числом групп и риском вооруженного конфликта также имеет форму параболы: риск уменьшается при небольшом (1–2) и очень большом (5 и более) числе групп [ibid., p. 241].
М. Рейнал-Кверол считает, что отсутствие статистически значимой связи между этнической гетерогенностью и началом гражданской войны является следствием использования индекса ЭЛФ, поэтому она вводит индекс поляризации и показывает наличие устойчивой связи между поляризацией и риском гражданских войн. Риск войны в поляризованном обществе, разделенном на две равные группы, в шесть раз выше риска войны в гомогенном обществе [Montalvo, Reynal-Querol, 2005]. Дж. Эстебан и Д. Рэй показывают зеркальное влияние фракционализации и поляризации на вооруженные конфликты: конфликты в поляризованных обществах – редкие и сильные, в глубоко разделенных обществах – частые и слабые [Esteban, Ray, 2008].
Противоречивые результаты свидетельствуют о сложности операционализации и измерения этнических характеристик, а также часто являются результатом выбора разных казусов. Исследования, не подтвердившие связи между этническим составом и гражданскими войнами, рассматривали все казусы гражданских войн, не выделяя этнические войны в отдельную категорию. Имеет значение и выбор переменных: географические характеристики (пересеченная местность, удаленность от центра и пр.) предоставляют возможности для ведения войн и будут значимыми для всех типов гражданских войн, в том числе этнических.
Структурные причины гражданских и этнических войн
В 1960‐е годы Т. Гурр выдвинул тезис о депривации и фрустрации: чем сильнее депривация, тем больше вероятность политического насилия. По его мнению, «у насилия всегда есть аперитив – эмоциональная база, а масштабы насилия зависят от степени ярости мобилизованных» [Gurr, 2015, p. 14]. Вслед за ним исследователи стали изучать факторы, ведущие к депривации, в основном социально-экономические (безработица, бедность и неравенство).
При исследовании гражданских войн в качестве зависимых переменных рассматриваются следующие: риск начала гражданской войны, ее продолжительность и риск возобновления конфликтов после завершения (независимо от целей акторов). Результатом таких количественных исследований обычно становится набор объективных независимых условий для зависимой переменной, круг которых довольно ограничен: уровень экономического развития, наличие ресурсов, состояние соседних государств, состоятельность государства, политический режим, демографические и географические характеристики и др. Большинство исследователей подчеркивают, что в случае отсутствия экономического развития ни политические институты (даже демократические), ни большие расходы на армию, ни этническая и религиозная гомогенность не обезопасят страну от начала конфликта. По мнению Кольера, риск начала вооруженного конфликта возрастает при низком уровне доходов и экономическом неравенстве, а в случае ресурсной экономики усиливается риск длительного конфликта [Collier, Hoeffler, 2004]. Согласно Х. Хегре и Н. Самбанису, риск усиливается при большой численности населения и низком уровне благосостояния (ВВП на душу населения). Авторы обнаруживают устойчивую связь между риском войны и другими переменными, в том числе небольшим численным составом армии, пересеченной местностью, недемократическими и воинствующими соседями [Hegre, Sambanis, 2006].
Наличие ресурсов в бедных странах (алмазы, нефть, древесина, кофе, и т.п.) позволяет финансировать вооруженные группы, увеличивая продолжительность конфликтов. В исследовании Дж. Фиарона самыми продолжительными (медиана – 28 лет, среднее арифметическое – 48 лет) являются конфликты, в основе которых лежит контрабандное финансирование, получаемое от продажи ресурсов, в первую очередь нефти, алмазов и наркотиков [Frearon, 2004]. Продолжительность конфликта будет увеличиваться при концентрации ресурсов в удалении от центра, что облегчает их добычу и захват повстанцами. Соответственно, только общий отказ покупать ресурсы у повстанцев может прекратить конфликты, продолжающиеся на основе их продажи11.
Авторы, изучающие конфликты и ресурсы, обращаются к проблеме «нефтяного проклятья». Нефтезависимость, по их мнению, приводит к войнам, причем эти войны ставят целью отделение некоторых регионов и отличаются большей интенсивностью и продолжительностью по сравнению с конфликтами в странах, не имеющих нефти [Fearon, 2004]. В реальности сложно выделить главную причину конфликта в государстве (например, конфликт в Судане (Север – Юг) представлял собой сочетание расовых и религиозных расколов при наличии ресурсов (нефть). С точки зрения Т. Карл, нефть – важный стратегический ресурс, который может быть мотивом, средством и обоснованием продолжающихся вооруженных конфликтов, поэтому все войны в странах – экспортерах нефти являются нефтяными войнами, вне зависимости от их начала и заявленных требований [Karl, 2008].
В классической работе П. Кольера «Алчность и лишения» были операционализированы возможности (алчность) и мотивы (лишения) повстанцев, которые приводят к началу гражданских войн. Лишения имеют экономический, политический и социальный характер и связаны c исключением определенных групп населения, в том числе этнических, с неравенством и несправедливым распределением, что увеличивает недовольство, поэтому лишения приводят к гражданским конфликтам с целью восстановления справедливости. Факторами, дающими возможности для ведения войн, становятся ресурсы, рассредоточение населения, низкий уровень доходов и низкий уровень образования мужчин (они могут также вести к лишениям, но в модели Кольера мобилизовать необразованных и безработных будет легко и менее затратно, что увеличивает риск войны). Таким образом, бедность одновременно служит индикатором, мотивом и возможностью для вооруженного конфликта: при ВВП $250 на душу населения риск войны возрастает на 15%, а при ВВП более $5000 риск войны уменьшается до 1% [Collier, 2004].