Короткий сарафан оказался не так уж и короток, вполне себе миди. Бусы я отложила в сторону, а вот ленту, злорадно усмехаясь, обмотала вокруг щиколотки и завязала пышным бантом.
– Это еще зачем? – удивилась Васюша.
– Да так, Милослава порадовать, – отмахнулась я. – Ну что, идем обедать?
Столовая располагалась между теремами-корпусами и представляла собой одноэтажное здание внушительного размера, к которому вели от корпусов крытые галереи. Питаться предлагалось по принципу шведского стола, что мне, признаться, очень понравилось. На первое сегодня неведомые повара приготовили грибной суп и уху, на второе можно было взять гречневую либо пшеничную кашу и котлету – куриную либо рыбную. Овощи были представлены в изобилии.
– Так, быстро обедаем и ловим Милослава на выходе, – скомандовала Васька, нагружая тарелку помидорами, болгарским перцем и огурцами.
На столах стояли графины с компотом и с водой – иных напитков не было. Быстренько умяв потрясающе вкусный обед, мы устроились в засаде возле выхода. Надо признать, весьма вовремя: Милослав показался почти сразу.
– Уже пообедали? – осведомилась Васюша низким грудным голосом. – Чего так быстро? Или невкусно было?
– Дела не терпят, – хмуро отозвался кастелян. – Чего вам, девки?
– И вечно нас в чем-то подозревают, – пропела Васька. – Мы что, просто приятного аппетита пожелать не можем?
– "Просто пожелать", – передразнил ее Милослав. – Нет, Васька, я тебя знаю, нужно тебе от меня чего-то. Так что говори давай, я тебе скоренько откажу и разойдемся, довольные друг другом.
Соседки выпихнули меня вперед.
– Вообще-то это ей надо.
– Надо же, уже и форму натянула, – с некоторым удивлением отметил кастелян. – А я-то думал, что кочевряжиться будет, а оно вон как…
Тут он заметил бант на моей ноге и примолк, но только для того, чтобы через секунду возмущенно проорать:
– А это еще что такое?
– Лента, – как можно наивнее захлопала я ресницами. – Сами же повязать велели.
Милослав покраснел и принялся хватать ртом воздух, да так, что я испугалась – вдруг мужика сейчас инсульт разобьет. Васюша тем временем пребольно ткнула меня локтем в бок и сказала сладеньким голоском:
– Да не волнуйтесь вы так, Милослав Константиныч, это она на спор. Вот вернем к себе, сразу же снимет, как миленькая. Нам бы заявленьице написать надобно.
Надо же, у Милослава оказалось вполне нормальное отчество! Не успела я как следует изумиться сему факту, как мерзкий кастелян вновь вывел меня из себе, злобно прошипев:
– А она писать-то хоть умеет? Вон, все документы мне крестиками измалевала.
– Ха-ха, – натужно засмеялась Премудрая, ввинчивая на сей раз локоть мне в спину. – Шутник вы, однако, Милослав Константиныч. Умеет, конечно же, не дура, чай. Так, малость пришибленная.
И я ощутила очередной тычок в бок, на сей раз от Васьки.
– Ну да, я так и говорил – малахольная, – подобрел Милослав. – Да разве ж ректор с проректором слушать станут? Нет, они полагают, что я ни в чем, окромя самогонки, толком и не разбираюсь. Ладно, ступайте за мной, будем заявление писать.
– Я теперь вся в синяках буду, – возмущенно ворчала я, пока мы, груженные выданным добром, поднимались на второй этаж. – Чего пинались-то?
Васька остановилась так резко, что я едва не впечаталась в нее и не полетела с лестницы от неожиданности.
– Нет, вы на нее поглядите! Сама-то как додумалась злить Милослава? С кастеляном, между прочим, дружить надо, если не хочешь, чтобы он тебе какую дрянь подсовывал! А ежели мужиков драконить любишь, так это тебе к Змею Горынычу. Он такими на завтрак закусывает и еще добавки требует.
– К к-к-кому? – прозаикалась я.
– К Горынычу, – закивала Васька, а затем опять повернулась ко мне спиной и продолжила подъем. – Он у нас животноводство ведет. Строгий – ух! Зато живность всякая его любит. Да сама скоро увидишь.
В нашей комнате мы сгрузили притащенное на стол. Я уже потянулась разбирать добычу – интересно же, что в этой странной Академии люди изучают! – но тут дверь без стука распахнулась и влетела высокая тощая несуразная рыжая девица. Была она обладательницей мальчишеской фигуры, скуластого вытянутого лица и шикарной длинной косы толщиной едва ли не в две руки – даже у Васюши волос поменьше было.
– Чего это вы с обеда так рано смылись? – заголосила она с порога.
– Утихомирься, Машка, – бросила Прекрасная. – Новенькая у нас, вещи получать ходили.
– Новенькая? – Машка посмотрела на меня с прищуром. – Привет, Василиса.
– Лиска, – поправила ее я.
– А ты ничего, Лиска, – вынесла вердикт Искусница, осмотрев меня с ног до головы. – Не заносишься, не то, что некоторые.
– Это ты сейчас о ком? – не поняла я.
– Да о своей соседке, чтоб ей неладно было, – в сердцах бросила Машка. – О Несмеяне. Налюбуешься еще на нее. Мнит себя настоящей принцессой, да к тому же – вот умора! – на Ивана глаз положила.
– На Кощеевича, что ли? – сообразила я.
– А на кого еще? По вечерам все рассказывает, как ректор на нее посмотрел, да как посторонился, чтобы дать ей пройти, да как платок, что она обронила, поднял. Зануда.
– И что, ректору она тоже нравится?
Мысль о том, что Бессмертный мог влюбиться в жеманную дурочку, была мне отчего-то неприятна.
– Да какое там! – Машка даже руками взмахнула от возмущения. – Он, как Несмеяну увидит, сразу спрятаться пытается. А шуба над ней еще и издевается.
Шуба! Вот точно, можно же разузнать у новых знакомых побольше об этом странном предмете одежды.
– Девочки, а почему ректор наш летом в шубе ходит?
– Магическая она потому как, – уважительно произнесла Васька.
– Сила в ней немалая, – добавила Васюша.
А Машка просто закивала. Я же в очередной раз поняла, что ничегошеньки не поняла. А чувствовать себя чушкой непонятливой как-то неприятно.
– Ну сила, и что? Что эта сила дает-то?
Мои собеседницы переглянулись.
– Понимаешь, Лиска, – прошептала Марья, округлив глаза, – никто точно не знает. Секрет это страшный. Вот только шубу уже украсть не единожды пытались, стало быть – ценность она великую собою являет.
– А кто украсть-то пытался? – допытывалась я. – Все сказочные злодеи, как я поняла, здесь и работают: Баба-Яга, например, Змей Горыныч вот еще. Так кто вор? Соловей-Разбойник? Королевич Елисей?
К моему изумлению, Васька покраснела от злости, а руки ее сжались в кулаки.
– Не смей на Елисея наговаривать! Я-то думала, что ты подругой нам будешь, а ты вон какая! Змея! Ехидина!
– Вась, – растерянно забормотала я. – Вась, ты чего? Да я ляпнула, не подумав. И не знакома я с Елисеем вовсе, так, к слову пришлось.
– Плохо пришлось, – все еще зло процедила Прекрасная.
– Ну прости, а? Откуда мне знать, кто здесь "за наших", а кто – нет?
– Действительно, Васька, – поддержала меня Васюша, – не думаю, что Лиска хотела твоего королевича обидеть. Так что остынь.
– Ладно, только уговор – о Елисее больше гадостей не говорить.
– Ни за что! – пылко пообещала я.
Разговор о шубе после бурной Васькиной реакции на имя Елисея так и не возобновился, плавно перешел на парней, но я была преисполнена решимости разгадать эту загадку. К тому же ведь шуба, когда я на нее свалилась, ойкнула – или мне показалось? Улучив минутку, я шепотом спросила у Машки:
– Скажи, а ректорская доха правда говорящая?
Я ожидала, что собеседница фыркнет, округлив глаза, и покрутит пальцем у виска, но Машка вполне серьезным тоном уточнила:
– Сказал кто?
Пришлось, вздохнув, поведать о моем появлении на опушке леса. Искусница громко охнула, привлекая внимание моих соседок.
– Ну что там еще? – недовольно осведомилась Васюша.
– Да представляете, Лиска сегодня на шубу Бессмертного плюхнуться умудрилась!
– Задом, что ли?
– Ну не носом же пропахала, – начала злиться я.
Теперь на меня испуганно уставились все трое.