На сию мудреную фразу я даже не нашлась, что ответить, и покорно пошлепала по тропинке вслед за ректором. Но любопытство снедало меня, и я все-таки не выдержала, спросила у Веника:
– А почему ваше начальство в шубе? Жарко ведь.
Хоть и спрашивала я шепотом, но отошедший довольно далеко Иван Кощеевич неким таинственным образом – уши-локаторы, да – услышал мои слова и ответил, даже не удосужившись обернуться:
– Потому и в шубе, что начальство. Шуба сия силу волшебную имеет, не всяк с такой совладать способен.
Псих, как есть псих! На меня внезапно снизошло озарение: должно быть, я таки знатно приложилась головой при падении в огороде, вот мне и мерещится черт-те что. А раз так, то буду делать вид, что все в порядке, пока не очнусь.
Тем временем мы вышли на большую поляну, на которой стоял двухэтажный деревянный дом – мечта эколога. Я подобный в журнале видела, там одна известная певица жила. Певица дом нахвалила – ей он обошелся в кругленькую сумму, а проект разрабатывал модный дизайнер-архитектор. Так вот, дом в лесу отличался от дизайнерского совсем незначительными деталями. Всегда подозревала, что работать дизайнером – значит получать деньги за ерунду, теперь вот убедилась. Певица-то распиналась про эксклюзивность своего жилья – ха!
– Прошу, – засуетился Милослав, забегая вперед и отпирая боковую неприметную дверцу. – Добро пожаловать, Иван Кощеевич. Чайку не желаете?
Мы вчетвером протиснулись в небольшое помещение, захламленное донельзя. Шкаф ломился от пухлых папок, три разномастных стула у стены были завалены книгами, на подоконнике, полускрытый кокетливой занавесочкой, располагался электрочайник, зато письменный стол был девственно пуст.
– У меня вот и в тайничке осталось немного от вчерашнего, – продолжал завхоз.
– Милослав! – оборвал его ректор. – Мы зачем сюда пришли?
И повел подбородком в моем направлении.
– Ах, да, – разом сник кастелян. – Новенькую оформлять. Сейчас, сейчас…
И он принялся рыться в шкафу среди многочисленных папок.
Вытащив наконец одну из них, Милослав уселся за стол и принялся перебирать бумаги, что-то бормоча себе под нос. Иван Кощеевич, тяжело вздохнув, сбросил с одного из стульев стопку книг и уселся, расставив ноги. Беспределкин последовал его примеру. Поскольку за дамой, то есть за мной, никто поухаживать не пожелал, то пришлось позаботиться о себе самой. Книги с третьего стула с громким "шмяк" приземлились прямо посреди кабинета, подняв тучку пыли. Веник закашлялся, а кастелян бросил на меня строгий взгляд, будто я совершила невесть какое правонарушение. Криво ухмыльнувшись, я уселась на стул, решив, что ни за что не стану извиняться. Могли бы и сами предложить мне присесть, в конце-то концов!
– Итак, – объявил наконец Милик, – есть свободное койкоместо в крыле "Б". Девочки-соседки хорошие, смирные: Василиса Прекрасная и Василиса Премудрая.
– С ума сойти! – вырвалось у меня. – Вы себе что, по именам студентов отбираете?
– Не только, – уклончиво ответил ректор. – Но соответствовать данному условию требуется, да. Какую-нибудь Марисабель точно не возьмем.
– Новенькую-то как записать? – вернулся к насущным делам кастелян.
– Корбышева Василиса Юрьевна, – чинно представилась я.
– Не доросла до Юрьевны, – заявил Милослав. – Да и с фамилией тебе того… неудобственно будет.
Не успела я обидеться на "не доросла" – в нашем универе, видите ли, доросла, а здесь нет – как до меня дошла вторая часть сказанного, про фамилию.
– Получается, Прекрасная и Премудрая – это и не фамилии вовсе?
– Разумеется, нет, – вмешался Беспределкин, снисходительно эдак на меня поглядывая. – Вы вообще когда-нибудь такие фамилии встречали?
– Распоповичей Беспределкиных да Кощеевичей Бессмертных среди моих знакомых тоже отродясь не водилось, – сердито буркнула я. – Или это тоже всего лишь клички?
У Веника и Милика одинаково вытянулись физиономии. А ректор поспешно сказал:
– Нет-нет, наши фамилии самые что ни на есть настоящие. У нас и в документах так записано.
– В паспортах? Или в берестяных грамотах? – никак не желала уняться я.
– Пожалуй, запишем Противной, – задумчиво сказал Милослав.
И не успела я возмутиться, как он быстро застрочил по бумаге самой обычной дешевенькой шариковой ручкой.
– Сам ты такой, – запоздало отмерла я. – Не буду на такую фамилию отзываться.
– А и не отзывайтесь, – беззаботно сказал ректор. – Имя-то у вас все равно свое останется.
Я растерялась. Свое-то свое, да вот только, если я правильно поняла, со мной в комнате еще две Василисы жить будут. Или они и не Василисы вовсе? Хотя вроде бы как раз по именам их и отбирали, разве нет? Словом, я совсем запуталась. Но не забыла дать себе самую страшную клятву отомстить мерзкому Милославу за сделанную гадость.
Тем временем кастелян заполнил очередную бумажку и протянул ее мне.
– Вот, талон на форму ученическую. Придешь с ним в каптерку и вручишь кастеляну.
– Тебе, что ли? – прищурилась я.
Милик важно кивнул.
– Так забирай! Зачем вообще мне отдал?
– А положено так. Выписывают талоны в бухгалтерии, а принимают к рассмотрению в каптерке – про то всякому известно. Порядок потому как должен быть! Вот придешь куда след в приемный час, отдашь мне талон и форму-то и получишь.
Я только скрипнула зубами.
– Кстати, приемное время вот-вот наступит, – обрадовал меня Милослав. – Так что пойдем. Иван Кощеевич, Вениамин Распопович, вы здесь останетесь? Наливочки, чтобы не скучно ждать было?
У Беспределкина заблестели глаза.
– Сливовая наливочка-то? – потирая руки, осведомился он.
– И вишневая есть, – тоном Змея-искусителя протянул кастелян. – И даже крыжовниковая. Какую пожелаете?
Но ректор тут же обломал этим двум алкашам весь кайф, заявив:
– Отставить наливочку! Работать надо.
– Так мы только по стопарику, для сугреву, – заискивающим тоном проскулил Милик.
– Лето на дворе! – рявкнул Иван Кощеевич. – И без наливки жарко. Все, забыли до вечера.
Слышать о лете и жаре от мужика в шубе было по меньшей мере странно, но Бессмертного я прямо зауважала – вон как он ловко порядок в рядах подчиненных навел!
Мы гуськом вытянулись из кабинета, который Милослав тут же запер – и сразу же отпер соседнюю дверь, жестом пригласив меня проходить. Здесь стоял точно такой же стол, но вот книг и шкафов с папками не было, зато вдоль стен тянулись полки с вещами.
– Стой! – скомандовал мне кастелян. – К полкам не подходи. Медленно иди к столу и держи руки так, чтобы я их видел.
Решив не спорить с психом, я выполнила его требование.
– А теперь талон давай.
Получив талон, Милослав несколько раз перечитал им же написанное, беззвучно шевеля губами, затем удовлетворенно кивнул и спрятал бумажку в ящик стола, вытащив взамен очередной журнал.
– Вот, распишись.
И ткнул пальцем в строчку. Я увидела мерзкое прозвище "Противная" и из вредности вместо росписи нарисовала крестик, но кастелян сделал вид, будто так оно и надо. Стащив с ближайшей полки какой-то сверток, он подал его мне.
– Вот, форма ученическая. Все, как полагается: сарафан в пол, парадный; сарафан короткий, учебный; рубаха расшитая; бусы, одна нитка; лента алая, одна штука. Куда ты ее вплетать будешь, хотел бы я знать? Косы-то у тебя не имеется.
– Найду куда, – прошипела я. – Скажи лучше, с размером хоть угадал? Или у вас сарафаны, как бусы – безразмерные?
– Обижаешь, девка, – прогундосил кастелян. – Я, между прочим, знаток, у меня глаз наметанный.
– Эксперт, блин, – проворчала я.
– А то, – горделиво приосанился Милослав. – И это, девка… Не ругалась бы ты. Некрасиво.
Я даже задохнулась от возмущения. Нашелся эстет, понимаете ли.
Милик между тем резво вытолкал меня за дверь и запер каптерку. Я повертела головой в поисках Бессмертного и Беспределкина, но те уже куда-то улетучились.