Старик пал лицом на землю и умоляюще протянул руки:
- Отпусти меня, о блистающий, о добродетельный! Не пойду я в Мараканду, там меня посадят на кол, и пропадет, как раздавленная муха,
праведный атраван!
Чужеземец отступал, а руки старика, длинные и костлявые, тянулись к нему.
- Здесь недалеко у меня жена и тринадцать детей. Дай мне награду и отпусти, иначе за меня вступятся всемогущие дивы и будут бросать тебе
камни под ноги.
- Спрятать его, кормить получше и не выпускать!
Чужеземец скрылся за занавеской, воин ткнул атравана ногой и, схватив за космы, потащил за собой, как мешок.
ПИР У ЦАРЯ ЦАРЕЙ
Три террасы ступенями подымались над дворцом правителя города.
Персидские ковры и индийские ткани закрывали весь пол. По краям террасы дымились бронзовые треножники, и в них трепетными огнями горело
ароматическое масло.
На верхней террасе подковой протянулись низкие столики, и возле каждого было приготовлено ложе, покрытое расшитым шелковым покрывалом.
Персидские слуги в белых до пят одеждах, с парчовыми повязками на головах бесшумно скользили по террасам, расставляя на столиках блюда с
едой.
По сторонам на угловых бойницах неподвижно застыли часовые с копьями.
Конские хвосты на шлемах колебались, когда они поворачивались и осматривали даль.
Острые скалистые вершины Седых гор резко чернели на потухающем багровом небе. В потемневшей широкой долине Кофена бесчисленные огоньки
зажигались, как звезды. Гости, одни в греческих белых гиматиях, другие в персидских красных одеждах, обшитых бахромой, поднимались по ступенькам
на террасу.
Кудрявые эфебы, телохранители базилевса, в золоченых панцирях, с короткими мечами на бедрах, стояли на ступеньках лестниц, спрашивали имена
прибывающих, и по спискам, нанесенным на деревянные дощечки, указывали каждому гостю его место на одной из трех террас.
Уже все приглашенные были в сборе и сдержанно переговаривались, посматривая на нижнюю террасу, откуда ждали прихода базилевса. Македонцы,
начальники частей, стояли отдельными группами; они говорили громко, держались непринужденно. Все они завернулись в белые персидские шерстяные
плащи с красной узорчатой каймой.
Высокий, стройный Филота в красном кожаном панцире, обшитом белой замшей, беседовал с пожилым греком, философом Каллисфеном <К а л л и с ф
е н - племянник Аристотеля, известный ученый, философ, отличавшийся свободомыслием и смелостью речей.>, кутавшимся в гиматий.
- Где холоднее: в Македонии или здесь?
- Ясно, что здесь холоднее.
- Почему ты так думаешь?
- Посмотри на этих македонцев: у себя на родине, на склонах Скардоса, они, наверно, пасли овец в дырявых плащах и спали в них, не жалуясь,
что им холодно. А здесь они сразу закутались в три роскошных персидских плаща, и все им мало!
- Однако, хотя ты как философ и не признаешь роскоши и изнеженности, но и на тебе тоже теплый шерстяной гиматий! Пожалуй, ты бы не имел
его, если бы мы, македонцы, не прошли через всю вселенную и не завоевали весь мир.
- Но не похожи ли македонцы теперь на ту змею, которая проглотила слишком большого зайца и не знает, как его переварить?
Пронесся шепот: "Базилевс!" Все смолкли и выпрямились.