— А ты, сын, что делал в моё отсутствие? — спросил он, кладя на плечо Калигуле сильную загорелую ладонь. — Научился ездить верхом?
— Да, отец! — восторженно ответил мальчик.
— Хорошо, — одобрил Германик. — Значит, поедешь со мной в Рим во второй день июльских календ.
— Неужели ты опять уезжаешь? — встрепенулась Агриппина. — И так скоро?!
— Я бы век не покидал тебя, но Тиберий ждёт меня в Риме. А воля цезаря — священна.
— О, как я ненавижу его! — снова прошептала Агриппина.
— Император уже не молод. К тому же, он слаб здоровьем. Подождём ещё несколько лет… — пробормотал Германик.
— Когда Тиберий умрёт, ты станешь императором… — сверкнув чёрными глазами, шепнула Агриппина.
— Тиберий не позволяет мне действовать по моему усмотрению, — нахмурил брови Германик. — Неужели он позабыл, как я рисковал жизнью, заставляя мятежных легионеров принести ему клятву верности?! И не дождался от Тиберия ни слова благодарности! Когда же я готовился нанести решающий удар по варварским войскам, Тиберий неожиданно отозвал меня в Рим. Объяснил своё решение тем, что якобы не желает напрасно проливать кровь римских солдат. Когда это Тиберия заботила чья-то жизнь? — презрительно хмыкнул он.
— В тот раз римляне встретили тебя как трумфатора! Рим любит тебя. Тиберий мучается завистью. — Агриппина нежно провела ладонью по загорелой щеке мужа.
— А помнишь Александрию? — все сильнее распалялся Германик. — Я поспешно выехал туда, едва узнал о голоде и неурожае, опустошающих край! А Тиберий подло нажаловался на меня сенату, обвинив в нарушении Августовых законов.
— Армия на твоей стороне. Стоит тебе захотеть, и ты свергнешь Тиберия и объявишь себя императором! — сузив блестящие глаза, глухо промолвила Агриппина.
— Нет! — встрепенулся Германик. — Тиберий усыновил меня. Я обязан почитать его как отца. Каким бы ни был Тиберий, как бы он ко мне ни относился — я никогда не стану причиной его смерти!
Калигуле надоело слушать путанные речи родителей, и он незаметно ускользнул. А Германик и Агриппина ещё долго шептались, прижимаясь друг к другу разгорячёнными лицами.
* * *
Небольшой бельведер, увитый виноградными лозами, отражался в тёмной воде пруда. Пахло свежестью и илом. У стройных колонн бельведера мелькнула фигурка темноволосой девочки в голубой тунике. Калигула поспешил туда.
— Здравствуй, сестра, — обратился он к девочке.
— Здравствуй, брат, — отозвалась Юлия Агриппина, получившая имя в честь матери. Её называли Агриппиной Младшей во избежание путаницы.
Агриппина Младшая удобно сидела в складном кресле. Выразительные серо-зеленые глаза девочки, слегка поднятые к вискам, придавали её облику что-то кошачье — грациозное и лукавое одновременно. Юная рабыня-германка, сидя на мозаичном полу бельведера, овевала её опахалом из роскошных павлиньих перьев. Другая, чернокожая Хатсун из далёкой Нубии, заплетала в тонкие упругие косички каштановые волосы маленькой госпожи.
— Зачем тебе столько косичек? — удивился Калигула, разглядывая голову сестры.
— Хочу быть похожей на царицу Клеопатру, которая пленила Цезаря, — кокетливо ответила Агриппина Младшая.
— Какого цезаря ты хочешь соблазнить? — насмешливо воскликнул Калигула. — Неужели нашего деда Тиберия? Так он уже стар, и гной течёт из его бесцветных глаз!
— Убирайся в царство Плутона, выродок! — рассердилась Агриппина. — Пусть его трехглавый пёс выпустит тебе кишки!
— Не сердись, сестричка, — примирительно проговорил Калигула. — Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я пришёл попросить об одном одолжении.
— Чего же ты хочешь? — надулась Агриппина Младшая.
— Сплети мне венок из виноградных листьев, — мальчик жестом указал на Филиппа, неловко стоящего поотдаль с охапкой листьев в руках.