Матрона, которая скромно прикрывает ручкой свои прелести и глядит, лукаво потупясь в сторону, стыдлива на самом деле или только притворяется таковой? Много ли истинно стыдливых женщин знал Калигула? Только Домитилла — весталка, погубленная им. Её жизнь погасла в подземной яме вместе с последней оставленной для неё свечой.
XXIV
Свадьба императора обошлась в десять миллионов сестерциев. Гостям подавали мурен, устриц, креветок и крабов на позолоченных тарелках. Фонтан в атриуме был заполнен неразбавленным фалернским вином. Мальчик, исполняющий роль виночерпия-Ганимеда, наполнял из фонтана чаши и разносил гостям. Приглашённые громко восторгались: двенадцатилетнего Ганимеда полностью выкрасили золотой краской. Золотыми были кудрявые волосы и обнажённая кожа. На золотом лице поразительным контрастом сияли карие глаза. Золотые ремешки сандалий обвивали позолоченные икры. Золотая набедренная повязка составляла единственное одеяние виночерпия. Когда мальчик с чашей в руках склонялся над фонтаном — он походил на золотую статую.
Голова невесты сгибалась под весом тяжёлой диадемы, надетой на свадебное покрывало огненного цвета. Тонкие пальцы отягощались драгоценными перстнями с камнями, величиной с фасоль. Калигула откровенно любовался Лоллией Павлиной. Надменная, красивая, величественная, она выглядела истинной императрицей.
Гостям прислуживали, грациозно пританцовывая, чернокожие рабыни в белых хитонах. Их одеяния держались пряжками на правом плече и оставляли открытой левую грудь. Мужчины, тайком от жён, поглядывали на эбеновые прелести африканок.
Оставив невесту, Калигула сполз с ложа и подошёл к Макрону, задумчиво стоящему у колонны.
— Тебе по нраву мой праздник? — император повёл рукой, показывая зал. Там было все: плавная музыка, изысканные танцы, горы лакомств и реки вина. Не было только Юлии Друзиллы. Ревнивица не пришла на свадьбу брата.
— Да, цезарь! — сухо ответил Макрон. — В выдумке никто не сравнится с тобой.
Калигула насторожился.
— Почему тогда ты обеспокоен?
— Известно ли тебе, цезарь, сколько денег осталось в казне? — помолчав немного, осторожно спросил Макрон. — Четыре миллиона сестерциев.
Гай перестал улыбаться.
— Четыре миллиона? — переспросил он. — Год назад было почти три миллиарда!
— Было! — горько улыбнулся префект претория. — Деньги утекли, как вода в Тибре. Роскошная свадьба, строительство дворца, ежемесячные гладиаторские бои, обеды на пятьсот человек, театры, львы, крокодилы и жирафы… Все это дорого обходится!
Калигула пришибленно молчал.
— Три миллиарда!.. — наконец прошептал он. — Деньги, которые невозможно потратить за долгую жизнь, разлетелись в один год! Что же делать?
— Жить экономно, — решился дать совет Макрон.
Калигула рассердился.
— Тебе ли, худородному солдату, указывать мне? — высокомерно проронил он. Левый уголок императорского рта нервно задрожал. — Лучше изыщи способ пополнить казну! Придумай новые налоги, или отправь кого-то в тюрьму и отбери имущество. Или, может, ты украл эти три миллиарда?! — Калигула угрожающе нахмурился.
— Нет, цезарь! — испугался Макрон. — Ты знаешь: я всегда был верен тебе. Всегда! — твёрдо повторил он. — Даже когда покойный Тиберий строил козни против твоей семьи!
— Так докажи мне верность! — приблизив лицо к Макрону, сквозь зубы процедил император. — Найди, откуда взять деньги! Давай, убирайся! — выкрикнул он и неприятно поразился противному звучанию собственного голоса.
Макрон, удивлённо глядя на Калигулу, поспешил отойти к выходу. Гай следовал за ним, нервно размахивая руками. Лиловая императорская мантия колыхалась, словно крылья огромной, обезумевшей птицы.
— Уходи! — повторял Гай, угрожающе наступая на Макрона. И, проведя его до порога, хлопнул ладонью по спине. Не больно, но унизительно обидно.
Тяжело дыша, Калигула глядел в спину удаляющемуся Макрону.