Перебравшись с острова в альбунейский поселок, они взяли с собою нескольких рамнийских старшин, оставили там Перенну, и отправились к марсам и сабинянам заключать оборонительные союзы против возможных козней альбанцев.
Человек с добрым сердцем, мягким характером, и возвышенными, гуманными стремлениями, великодушный Нумитор, изведав на себе самом и отце грубости Амулия, все-таки не мог ожидать, чтоб тот решился на какое-нибудь слишком жестокое покушение против него или рамнов, ибо трезвый не понимает пьяного, предполагая какую-то логику в поступках того, чья голова непрерывно кружится в полоумном состоянии ненормальных мыслей, возникающих и исчезающих в его мозгу без определенного направления воли и рассудка.
ГЛАВА XXIV
Разрушение альбунейской усадьбы
Путешествие нового царя рамнов с его жрецом и старшинами предполагалось совершить не больше, как в полмесяца, потому что на этот раз Нумитор отправился не пешком, а на ослах и волах, с телегою, где лежали захваченные для соседей дары, получше тех, что он нес с собою в первый свой путь прерванный остановкой у Нессо.
Они не зашли теперь на Неморенское озеро, а взяли правее, на Альбу-Лонгу, и провели там день в гостях у Амулия, который оказал брату прием, по-видимому, радушный, и Нумитор не прозрел коварства в его уверениях, чтобы он не беспокоился ни о чем, что без него, конечно, все будет благополучно в оставляемых владениях.
Полмесяца прошло, действительно, в полном мире, и Нумитора уже стали ждать домой его ближние.
В один из этих дней, Акки и старшего сына Нумитора, юноши Лавза, не было дома почти все время с утра. Жена Нумитора, Кальвина, послала их в поле, присмотреть за стадами, потому что в этот день был один из многочисленных мелких праздников; весь поселок пировал у кого-то из жителей на погребении старика или на новоселье, или по иной такой причине.
Солнце уже садилось, когда Лавз и Акка на обратном пути подошли к реке.
Им пришлось идти вдоль берега; поэтому, как ни спешили домой, они успели невольно заметить плывущие вниз по течению окровавленные шкуры и ткани одежд, доски, сундуки и др. предметы, которым в реке не место.
Шедшие решили, что это плывет что-нибудь жертвенное, брошенное Тиберину и др. божествам Альбунея.
Подойдя ближе к поселку рамнов, юноша и девушка набрели на обгорелые бревна и груду мертвых тел.
Альбунейская усадьба горела вдали пред их глазами, объятая пламенем, а по поселку бежали люди по двое, по трое, не отвечая на расспросы, но и без этого дело объяснилось: за бегущими гналась толпа альбанцев, в которой Акка и Лавз узнали Амулия, выкрикивавшего угрозы и ругательства.
Акка и Лавз в ужасе остановились, минутно остолбенев, но затем спрятались в чьей-то маленькой житнице.
Если бы Амулий взглянул в ту сторону, участь ненавидимой им пастушки была бы решена им моментально, так как она очутилась совсем близко от него, но он глядел вдаль, по прямому направлению, вслед убегающим рамнам, а альбанцы сами собою, без его приказаний, не делали ничего злодейского, – никого не убивали и не показывали своему царю, даже напротив, некоторые осмеливались уговаривать его смягчиться; к таким принадлежал Мунций, которого Амулий, однако, слушал не во всем, так как даже благодарность этому жрецу, сделавшему его царем Альбы, не обязывала ни к чему злодея, не имевшего совести.
Лавз забился в угол житницы и стал плакать, наотрез отказываясь идти домой к матери, но Акка не могла забыть Кальвину; ей все думалось, что жена Нумитора в ней нуждается, тем более, если Перенна убежала или убита.
И Акка вышла из убежища на берег, не опасаясь Амулия, потому что стало темно. Лавз нагнал ее, говоря теперь, что в житнице ему стало страшно; там кто-то пищит, – быть может, крысы, а пожалуй, Ларвы, – духи-кровососы.
По поселку и обоим берегам реки бродили пьяные альбанцы, гоняясь за женщинами и детьми, которых им приказано убить.