Этот поселок раскинулся без всякого плана и порядка, вразброс, а дом походил на укрепление, потому что имел вокруг себя забор, неизвестно когда и кем во времена незапамятные сложенный из циклопически-огромных камней, державшихся одни другими, без всякой смазки. Неизвестно, когда и какие предки сели заживо Ларами под двое ворот этого забора, какие дети заложены Пенатами под его фундамент. Об этом преданий у рамнов не было.
За забором усадьбы жители поселка укрывались в семье помещика в годины невзгод от набегов враждебных племен; туда они прятали от грабежа хищных соседей, преимущественно часто нападавших на них альбанцев, все что имели лучшего; там были житницы рамнов; там хранились запасы вина из собираемого поселянами дикого грозда, висевшего по их лесам, какими заросли все прибрежные холмы около реки.
Там доживал свой век в древнем, прадедовском доме не повелитель, а лишь распорядитель всех дел нескольких племен Лациума, соединившихся охотно и добровольно под одну мудрую власть, престарелый царь Прока (Procas).
Он был добрый человек с нежным, любящим сердцем.
Все хорошие люди в народе глубоко уважали его, но дурные сильно ненавидели. К таким, для огорчения доброго царя, принадлежал и его младший сын Амулий.
На берегах Альбунея наступала весна; вся природа дышала радостью; по лугам распускались цветы, составляя среди зеленой травы пестрые узоры, а воздух напоен был благоуханием. Пчелы роями носились, собирая мед. После хмурых, дождливых дней сырой итальянской зимы солнце весело играло лучами в прозрачных струях реки; на сочной траве новых пажитей резвились барашки.
Отовсюду слышалось, как пастухи играли на свирелях, сирингах, лирах, окаринах [4] .
В воздухе не нависал больше непроглядный зимний туман; под ясной лазурью безоблачного весеннего неба можно было любоваться отчетливо видневшимися вдали, на вершине одного из самых высоких приречных холмов, какими-то огромными камнями, что кучами лежали там, составляя причудливые сочетания выступов, впадин, пещер и закруглений, похожих на башни.
Этих куч никто не пробовал для проверки раскапывать; все непоколебимо считали их за руины древнего, великолепного города Сатурнии, бывшего в этих местах во времена «Золотого Века».
Под незатейливые мелодии музыкальных инструментов пастухи и пастушки напевали предания племени о двойной и тройной жатве полей, о непрерывном цветении деревьев и собирании плодов.
Эти предания-баллады звучали отголосками тех времен, когда в Италии был жаркий, экваториальный климат, жили мамонты, львы, крокодилы.
Вся природа обновлялась.
Молодежь гадала о своем будущем в таинственном прорицалище сестер-нимф Порримы и Постверты, плела венки и вешала на деревья у источников Карменты и Ютурны.
Все неустанно ходили с места на место, совершая приятные прогулки под предлогом религиозных церемоний, процессий, жертвоприношений, то в одних святилищах, то в иных, – ходили от источников к озеру, из поля в непроходимую лесную чащу, считали, сколько раз прокукует кукушка (гаданье, оставшееся и до наших дней почти у всех народов, имеющих эту птицу); закалывали осла в жертву Инве, покровителю полей и лесов; белых голубок закалывали в жертву Ясному Дню, Солнцу, а петухов – Звездному небу ночи.
Юный пастух Фаустул горячо целовал Акку, красавицу-пастушку, не спрашивая на то позволения старших, забыв в ней царскую внучку, жившую в усадьбе сироту, оставшуюся после племянницы Проки, отданной замуж в поселок Лаврентум: оттого Акку, родившуюся там, звали Лауренцией или Лаврентией.
В эту эпоху женщина на берегах Альбунея уже не считалась бесправною самкой.