Еще это могли быть: милиция или местная охрана, вызванные сторожевой системой, неизвестная организация под названием «Кирилл и Ко», и, наконец, это могли быть вычислившие ее «снайперы». А код уже набран.
Так что колебания, если они и возникли, длились не более мгновения. Кэт нажала шестой этаж, уже понимая, что визитеры успевают ворваться и заклинить дверь лифта – допуская, что они знатоки своего дела. В душе она вознесла отчаянную мольбу о том, чтобы они не были слишком расторопны.
И что-то изменилось в комнате: за пределами кабины все замерло, и это невозможно было не ощутить, как невозможно спутать живой мир с картиной художника-объемника. Кэт показалось, как это бывает лишь иногда во сне, что она собственным неимоверным внутренним усилием творит желаемое – останавливает мир. Вернее, какую-то малую его часть, ограниченную ее интересами. Застыла в луче света поднятая ею строительная пыль, и те, кто находился на пороге тоже застыли – она знала, чувствовала это, хоть они и пребывали вне поля ее зрения.
В недрах этой локальной временной паузы продолжал функционировать только лифт: он закрылся, тронулся, и... дальше все продолжалось настолько обычным порядком, что Кэт тут же засомневалась в реальности произошедшего. «Конечно же, – убеждала она себя, – это была иллюзия, результат нервного перенапряжения, стресса, а никак не поехавшей крыши». Вошедшие, видно, не так уж торопились, и она унеслась вверх еще до того, как кто-либо из них появился в комнате. Благо, что комнатные табло не показывали этажей, видимо оберегая личную жизнь жильцов, в смысле тайну их перемещений по дому. А «остановка мира» – шутка подсознания, не более того.
«Ох и доведет меня все это до сдвига по фазе!» – мысль была не нова, и Кэт не стала в нее углубляться, тем паче что пора было входить в образ. Она достала записную книжку и встала перед дверью, деловито держа ее перед собой.
При движении сквозь жилые ячейки дома стенки «капсулы» стали непроницаемы, и после остановки они, вопреки ожиданиям, не обрели прозрачность. «Развиднелся» лишь небольшой кружок с пятикопеечную монету – что-то вроде глазка, в котором появился уже знакомый выпученный карий глаз. Хозяин двести двадцать первой убедился, что в лифте присутствует лишь одна персона – та самая, что хочет отстегнуть ему порядочную сумму. Верней, ей поручено вручить ему выигрыш, а так-то сразу видно – на наглой физиономии прямо написано, что она с удовольствием заберет себе деньги и сама где надо за них распишется, стоит только ему, счастливчику, совершить какой-нибудь мелкий промах, например – не пустить курьера на порог. С таким-то выигрышем в сумке.
И он, конечно, впустил. Но практически, вот именно – лишь на порог. Лифт здесь открывался не в залу, и прихожей это было не назвать, скорее – тамбуром, где находились две внушительные двери: одна, очевидно, в квартиру, другая на лестницу, и это вполне устраивало Кэт: попробуй-ка выдумать приемлемый повод для того, чтобы тебя пропустили через квартиру!
Хозяин – мужчина крупный, но невысокий, в майке и в желтых тренировочных – сделал неуверенный приглашающий жест в направлении стоявшей у стены тумбочки. Кэт поглядела в свою записную книжку, потом подняла строгий взгляд на хозяина:
– Назовите, пожалуйста, ваши имя и фамилию, а также номер вашего телефона. Телефон записан на вас?
Мужчина торопливо кивнул: он уже забыл о своих подозрениях, волнуясь, не произошла ли какая-нибудь ошибка, что, очевидно, и собиралась проверить эксперт.
– Бардовцев Игорь Всеволодович, – раздельно представился он и назвал номер. Кэт, сдвинув брови, глядела в книжку, якобы сверяя информацию. Щелкнула парой клавиш и сухо произнесла:
– Все правильно. – Тут она изобразила наифальшивейшую служебную улыбку: – Поздравляем вас с выигрышем.