В глазах Вейна промелькнуло недоумение, а Пейшенс уткнулась в свою тарелку.
— А что мы сегодня будем делать? — Анджела настойчиво требовала ответа.
Пейшенс затаила дыхание, но Вейн не произнес ни слова.
— Я собираюсь порисовать, — нарушил тишину Джерард, — и не хочу, чтобы мне мешали. Почему бы тебе не прогуляться?
— Не говори чушь! — отрезала Анджела. — Для прогулок слишком сыро.
Пейшенс едва заметно улыбнулась и подцепила вилкой последний кусочек кеджери.
— Тогда, — не стерпел отпора Джерард, — займись тем, чем должны заниматься юные дамы.
— Так и сделаю, — объявила Анджела. — Почитаю маме в передней гостиной.
Она поднялась. Когда все джентльмены встали, Пейшенс вытерла губы салфеткой и тоже заспешила к двери.
Ей надо было отыскать среди своей обуви самую прочную и влагонепроницаемую.
Час спустя она стояла у черного хода и разглядывала широкие просторы мокрой травы, отделявшие ее от руин. Слабый ветерок принес с собой запах дождя — маловероятно, что трава скоро высохнет. Она должна была попросить прощения. Посмотрев на пристроившуюся рядом с ней Мист, девушка сказала:
— Думаю, это часть моего покаяния.
Мист, как всегда загадочная, подняла голову и махнула хвостом.
Пейшенс решительно шагнула вперед. Она держала над собой зонтик — рассеянный солнечный свет был вполне приемлемым предлогом для его присутствия. На самом же деле он нужен был только для того, чтобы занять руки. Чтобы было на чем сосредоточить свой взгляд, если ситуация обострится.
Очень скоро Пейшенс поняла, что подол ее лилового платья для прогулок промок насквозь. Она огляделась по сторонам в поисках Мист и, обнаружив, что кошки нет рядом, обернулась. Мист важно восседала на крыльце. Пейшенс состроила ей рожицу.
— Ты дружишь со мной только в хорошую погоду, — пробормотала она и пошла дальше.
Подол впитывал в себя все больше и больше влаги. Постепенно влага через швы проникла внутрь сапожек из козлиной кожи. Но Пейшенс упорно шла вперед. Мокрые ноги тоже могут быть частью ее покаяния. Только это будет меньшая часть, уверенно говорила она себе. Все остальное решит Вейн.
Она решительно прогнала эту мысль. Хватит думать об этом! Ей предстоит нелегкая задача, и если она позволит себе много думать, то вскоре лишится и остатков храбрости.
Как она могла так ошибаться?! Если бы она ошиблась в чем-то одном — так нет, она ошиблась сразу во всем. Непостижимо, как ей это удалось?
Несправедливо, думала Пейшенс, обходя первый камень. Он действительно выглядел как элегантный джентльмен. Двигался как элегантный джентльмен. Он во многом вел себя как элегантный джентльмен! Откуда она могла знать, что он совсем другой?
Пейшенс ухватилась за эту мысль в надежде успокоиться, но потом отбросила ее. Очевидно же, что вся вина лежит на ней. Она судила о Вейне исключительно по его обличью хищника, волчьему обличью. Он и в самом деле волк, но волк заботливый.
У нее нет выбора. Она должна попросить прощения. Он не должен перестать ее уважать, да и она себя — тоже.
Пройдя еще немного, Пейшенс огляделась по сторонам. От бессонной ночи у нее болели глаза: сегодня она спала еще меньше, чем в прошлую ночь.
Если она освободит свою голову от этих размышлений, возможно, ей удастся поспать после обеда.
Но сначала она должна отдать волку то, что ему причитается. Она здесь, чтобы просить прощения. И нужно сделать это побыстрее, иначе она растеряет все мужество.
— Серьезно? А я и не знал.
Голос Джерарда остановил ее у старого монастыря. Он держал перед собой этюдник и рисовал галерею. Пейшенс прошла в монастырский двор и увидела Вейна, сидевшего в тени полуразрушенной арки, в нескольких шагах позади Джерарда.
Он уже давно заметил ее.