Молчание Вейна действовало на нее сильнее, чем педантичные умозаключения Пенуика или бодрая болтовня Генри.
Справа от нее находился фланг, на котором в настоящий момент не нужно было вести оборонительные действия. И главную роль в этом играло его молчание. Ну вот, хмыкнула она, ей следует поблагодарить его еще и за это. Он показал себя знатоком в хладнокровном, надменном, коварном и безжалостном лавировании, которое для нее ассоциировалось с понятием «истинный джентльмен». Что совсем неудивительно. С первого же мгновения она распознала в нем опытного практика.
Сосредоточив свое внимание на Джерарде, она услышала, что он смеется. Эдмонд улыбнулся ей через плечо и опять обратился к юноше. Джерард что-то ответил, сопроводив ответ перенятым у Кинстера ленивым жестом.
Пейшенс заскрежетала зубами. По сути, в этом жесте не было ничего плохого, хотя у Вейна он получался лучше. Рука семнадцатилетнего юноши, рука художника, еще не набрала той силы и зрелости, которыми обладали руки Кинстера. У Вейна в этом жесте чувствовались мужественность и властность.
Копирование жестов — это полбеды. Пейшенс опасалась, что на этом дело не кончится. Но это, рассуждала она, покосившись на Вейна, всего лишь манеры. Пенуик глубоко заблуждается, веря в ее излишнюю впечатлительность. Возможно, она более пристрастно оценивает Вейна Кинстера и его склонности, относится к нему более настороженно, чем к другим мужчинам. Однако никаких веских причин для вмешательства нет. Пока.
Джерард со смехом отстал от Эдмонда и поравнялся с Вейном.
— Я все собирался спросить, — восторженно сказал он, — о ваших серых.
Шумная перепалка заставила Пейшенс повернуться налево, поэтому она не услышала ответ Вейна. Его голос был таким низким, что, когда он отворачивался, все звуки сливались в сплошной гул.
Причиной конфликта был Эдмонд. Он воспользовался тем, что Пенуик и Генри увлеклись спором, и втиснулся между Пенуиком и Пейшенс.
— Ну вот! — Эдмонд беспечно проигнорировал яростный взгляд Пенуика. — Я все ждал возможности узнать ваше мнение о моем последнем стихотворении. Я написал его для сцены, где аббат обращается к странствующим братьям.
И он принялся декламировать недавние плоды своего ума. Пейшенс все сильнее сжимала зубы, ей казалось, будто ее разрывают на части. Эдмонд надеялся услышать от нее интеллектуальные комментарии по поводу своего творения, к которому он относился со всей серьезностью; она же отчаянно хотела узнать, о чем беседуют Вейн и Джерард. Она пыталась следить за декламацией Эдмонда и одновременно прислушиваться к словам Джерарда.
— Значит, грудь тоже важна? — спросил он.
— Бу-бу-бу.
— О!.. — Джерард помолчал. — А я думал, главным фактором является вес.
И опять новый поток «бу-бу-бу» в ответ.
— Понятно. Значит, если у них хорошая выносливость…
Пейшенс посмотрела направо: Джерард ехал почти вплотную к Вейну. Как она ни старалась, ей не удалось разобрать и половины сказанного.
— Вот! — Эдмонд перевел дух. — Что вы думаете?
Резко повернув голову, Пейшенс наткнулась на его взгляд.
— Стихотворение не увлекло меня, возможно, нужно навести глянец?
— О! — Эдмонд был обескуражен, но не повержен. — Между прочим, я думаю, вы правы.
Пейшенс уже не слышала его ответ и заставила свою кобылу придвинуться поближе к жеребцу Вейна. Вейн посмотрел в ее сторону. Его глаза весело блестели, на губах играла полуулыбка.
— Если они соответствуют весовым параметрам, то следующим наиболее важным критерием являются колени.
«Колени?» Пейшенс изумленно заморгала.
— У тех, которые ноги высоко поднимают? — предположил Джерард.
Пейшенс замерла в ожидании ответа.
— Не обязательно, — ответил Вейн. — Это, конечно, неплохо, но в беге должна чувствоваться сила.
Так они обсуждают упряжных лошадей! Пейшенс вздохнула облегченно.