Щенок скулит, облизывает пальцы шершавым язычком и лает.
Да, да — он лает! Как звонкий колокольчик, да что уж там говорить — как колокольный звон в субботний день!
Наконец я обрела счастье, а вместе с ним и верного друга.
* * *
Теперь я не буду бояться, ведь у меня есть грозный охранник Пушок, и я чувствую себя, как никогда смелой, такой решительной и уверенной.
Теперь двери в парадную комнату уже не кажутся мне такими страшными. Я хочу совершить, что-то безрассудное. И я делаю это на радостях. Я подхожу к этим проклятым дверям, откидываю ржавый язычок и... смотрю в скважину.
* * *
Вот она — безликая парадная! Облупившаяся краска на стенах, пузырями стелется к потолку. Я, поддерживаю себя за поясницу, и теперь мне кажется, что это не я смотрю на парадную, а парадная смотрит на меня.
Теперь мне кажется, что я ожившая дверь с глазом. Какая странная мысль.
Я пристально смотрю в скважину, и замечаю, что на том конце зала, в углу, будто кто-то стоит и покачивается.
Но, увы, старого зрения недостаточно, чтобы разглядеть незнакомца. Тогда, вооружившись очками, я повторяю свой подвиг, и к своему удивлению никого не нахожу. Тогда я снимаю очки и смотрю снова. И вот что странно, силуэт на месте.
Должно быть это мираж.
После похода к воротам я слишком устала, чтобы сейчас выяснять происхождение пятна, поэтому, я сажусь в кресло и погружается в дрему.
Опять замочная скважина.
Там кто-то есть за дверьми!
Моя рука сама отодвигает язычок в сторону.
— Человек, Который Всегда Стоит В Углу.
Я вижу, как тусклый столб света опускается на силуэт с перекошенным лицом, колени его вывернуты, а руки уродливо скрючены, лысый и безобразный, скукоженный, одетый в старый изодранный костюм. Призрак качает головой, как будто болен трясучкой. Я слышу кашель из-за дверей. И чувствую запах могильного смрада. Он двигается на меня изломанными конечностями. Он уже близко! БЛИЗКО!
Я слышу свой крик.
Захлопываю двери и отхожу. В тишине раздается учтивый стук. И мой голос против воли, отвечает:
— Войдите...
* * *
Мне приснился ужасный кошмар, от которого я до сих пор не могу прийти в себя. Я решаю, что беседа с куклами, поможет его забыть. Нужно накрыть чайный стол на четыре персоны.
— Анфиса, милая, ты считаешь, что в нашем доме, дозволены такие нехорошие слова, как, извини меня, "грязный солдафон"?
— Я ничего такого не сказала, подруга. Я только имела в виду, что такой высокой пташке как ты, не место в этом орлиянском курятнике.
Я тяжело вздыхаю и все еще смотрю в глаза куклы с надеждой на сочувствие:
— Себастиан убил принца, что я могла сделать? Я и так потеряла все на свете, по твоему мнению, я должна была отказаться и от мужа? Наш брак был решением королевы, хотя она и была не прочь его расторжения. Ей не нравилось, что я перестала участвовать в Сахарных ночах, потому что, порой, мы с ней...
— Старая дура, мне бы лучше прикусить язык.
Но теперь куклы смотрят на меня с любопытством, и я боюсь, что если скрою подробности, то новая беседа может не состояться. И в то же время, я боюсь ее состоятельства. Я все же побаиваюсь своих кукол. Конечно, я знаю, что все их реплики озвучиваю сама, но порою грань стирается, и я уже не отличаю реальность от вымысла.
Могла ли я обозвать Себастина таким скверным ругательством? В глубине души я знаю, что мое воспитание не позволило бы мне обозвать его грязным. Возможно, в тот раз кукла действительно заговорила со мной сама. Будто знала, что я все равно ей не поверю.
Бэтти залепетала:
— Что, Триси? Нам любопытно, мы ведь твои лучшие подруги.
Придется им все рассказать. Я подношу к губам ладонь и шепчу: "Каждая фрейлина пыталась угодить Элизе, а Элиза была раскрепощенной особой и не брезговала своими служанками. Тьфу! Мы все лишь слуги для нее. И вся наша власть только благость самой королевы".
— Какие интересные подробности ты рассказываешь. Но вот что я тебе скажу, подруга — вылизывать зад самой королевы нисколечко ни зазорно, — отвечает мне Анфиса в своей манере.
— Прекрати! — мои щеки вспыхивают огнем, я сгораю на месте от стыда.
— Лизать королевский зад! — хохочет, невоспитанная Бэтти.
— Немедленно прекратите, иначе наше чаепитие прямо сейчас закончится!
Я в ярости и негодовании ударяю ладонями по столу. Мой гнев справедлив. Эти куклы только и ждут, чтобы вытянуть из меня давно забытые постыдные подробности, а потом поднять меня на смех. Но к счастью угроза срыва чаепития подействовала.
Анфиса заизвинялась:
— Хорошо, подруга, поменяем тему нашей светской беседы. И зачем же твой горячо любимый супруг погубил наследника?
— В своем письме Себастиан говорит о неких мотивах. Я уж не знаю, что заставило его совершить убийство. Но знаю, что он обрек нас на вечное изгнание. Наутро король кричал так, будто их связывала с Себастианом старая тайна.
Возможно, это была месть.
* * *
После случая на балу 13 августа 1914 года, мы оба лишились всех привилегий.
Уже наутро в резиденцию прибыл кортеж короля.
Георг ворвался в дом и набросился на Себастиана с кулаками.
"Я знаю, что это ты, Себастиан! Мстишь мне за тот случай на охоте? Ты негодяй и предатель! Изменник! Я вздерну тебя на люстре!"
Тогда вмешалась Елизавета:
"Ваше величество, никто не видел убийцу. Это мог сделать кто угодно. Я потеряла сына. Прошу вас, уедем! — В ее голосе за скорбью по утрате чада, таился страх за свою бархатистую шкурку. Тогда я впервые видела ее такой напуганной".
"Вы пойдете на плаху! Немедленно арестовать этого человека и всех кто присутствовал на балу!"
Король требовал от нас признания о Сахарных ночах. Но мы не выдали тайн королевы. Возможно, в качестве благодарности Елизавета и оставила мне поместье с прислугой. Если, конечно, убитая горем мать, была способна на благодарность. Я так и не узнала, смогла ли королева пережить революцию и никогда ее больше не видела.
А вину Себастиана доказать так и не удалось.
* * *
В тот день, меня, забирать не стали. Лишь увели супруга. Я хорошо помню, как смотрела вслед уезжающему кортежу гостей и понимала, что больше никогда не вернусь ко двору. Король с королевой непросто уезжали из поместья Де Беладонна — они уезжали навсегда — "Это они теперь будут жить..." — думала я тогда — "Это с ними будет случаться жизнь... а не со мной". — Я оставалась одна на всем белом свете лишенная любви королевы. Одна словно птица в клетке.
В тот день я кричала так громко, что вороны в округе поднялись в небо.
А через два месяца Себастиана отпустили.
Он не сказал, как смог избежать плахи... и вернулся уже другим человеком.
ГЛАВА 4 ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА СТОИТ В УГЛУ
В эту бессонную ночь я пью чай со своими куклами при свете единственной свечи. Наша компания обсуждает ошибки моего прошлого. Куклы настаивают, что я должна была выдать мужа палачам и спасти свой титул. А я в свою очередь защищаюсь:
— Я не могла его выдать, мы же клялись перед алтарем.
— Нужно было думать о чести рода, графиня. Ты должна была выдать его королю. Сказать, что он убил принца, что он бил тебя и вообще был опасным человеком. Тогда, тебя бы дуреха вернули ко двору как жертву, а теперь ты старая никому не нужная графиня без титула.
Я обнимаю ладонью подбородок и с грустью отворачиваюсь к окну:
— Кому нужны эти титулы? У власти стоит чернь. Миром завладели деньги. Любой повеса, теперь может возомнить себя графом, лишь бы денежки были, а таких как мы с вами, девочки, эти простолюдины не станут лобзать в ягодицы, простите меня за выражение, но в новом мире, для нас нет места. А что до Себастиана, то он никогда меня не бил. Я не могла его выдать, и я не была уверена.
— Все что ты делаешь, Белатрис, это лишь оправдываешься. Прекрати. Мне жалко на тебя смотреть, мир изменился, и теперь для нас нет места под солнцем. А его надо отвоевывать. Ты могла бы добиться льгот.