Между нами, вы ведь ее имели в виду? В противном случае, что могло заставить вас прийти сюда только с Чернышевым?
- Действительно, - призналась Марианна, - я хотела вызвать у Язона ревность... Этот бессмысленный брак с Пилар так изменил его...
- Да и вас тоже, как мне кажется! И перестаньте так волноваться, Марианна. Надо примириться с возможными последствиями, э? К тому же, если Чернышев умеет драться, он получит достойного соперника, который может преподнести ему неприятный сюрприз.
Перестать волноваться! Талейрану легко сказать! В душной темноте кареты Марианну снова охватил гнев. Она проклинала всех: Чернышева, вмешавшегося не в свое дело, Язона, который недостойно обошелся с ней, разбив все ее надежды, зрителей в зале, следивших, конечно, жадными глазами за ссорой, и больше всего себя, вызвавшую из-за детского тщеславия этот скандал.
"Очевидно, я сошла с ума, - грустно подумала она, - но я еще не знала, что любовь может причинить такую боль.
И если когда-нибудь Чернышев ранит Язона или..."
Она даже мысленно не посмела произнести страшное слово, но, подумав вдруг, что она находится здесь в глупом ожидании русского, тогда как ненавидит его всем сердцем, чтобы не сказать больше, она нагнулась и приказала:
- Домой, Гракх! И быстро!
Карета уже покатила, когда из-за колоннады театра показался Чернышев, вспрыгнул на подножку и скорее упал, чем сел в карету.
- Вы уезжаете без меня, почему?
- Потому что у меня больше нет желания видеть вас. И я прошу вас сойти. Гракх, остановись! - крикнула она.
Стоя почти на коленях у ее ног, Чернышев озадаченно посмотрел на нее.
- Вы хотите, чтобы я сошел? Но почему? Вы сердитесь?.. Однако, вызывая на дуэль того неистового, который оскорблял вас, я только исполнил свой долг.
- Ваш долг - не вмешиваться в частный разговор! Я всегда сама сумею защитить себя! В любом случае запомните одно: если только Язон Бофор будет ранен, я не прощу вам этого и вы никогда больше не увидите меня.
- В самом деле?
Чернышев не шелохнулся, но в темноте кареты Марианна увидела, как заблестели его глаза, превратившиеся в узкие зеленые щелочки. Он медленно поднялся, и Марианне почудилось, что тень гигантской хищной птицы заполнила надушенную атласную тесноту кареты и угрожала низринуться на нее. Но русский уже отворил дверцу и спрыгнул на улицу.
Некоторое время его руки в белых перчатках держались за стойку дверцы, и он с полуулыбкой разглядывал молодую женщину. Затем бесконечно нежным голосом он проговорил:
- Вы правильно сделали, предупредив меня, Марианна!
И я обещаю вам не ранить господина Бофора...
Он отскочил назад, снял треуголку, провел по мостовой ее плюмажем в насмешливом поклоне и закончил еще более нежно:
- Я буду иметь честь убить его завтра.
- Если вы посмеете...
- Посмею.., раз, по-видимому, это единственное средство вышибить его из вашей памяти. Когда этот человек умрет, я легко смогу заставить вас полюбить меня.
Несмотря на сжимавший ее сердце страх, Марианна распрямилась, вскинула голову и, смерив с высоты кареты уничтожающим взглядом Чернышева, смогла изобразить ледяную улыбку.
- Не рассчитывайте на это! У вас не будет времени, дорогой граф, ибо, если завтра Язон Бофор.., падет от вашей руки, знайте же, что прежде чем покончить с жизнью, которая потеряет для меня всякий смысл, я убью вас собственными руками.