Затем я покажу вам вашу комнату.
Ужин, сервированный ввиду позднего времени на месте, состоял из великолепной рыбы, молочных блюд и любимого Талейраном превосходного сыра бри, орошенных умело подогретым старым бургундским.
Но усталость обоих гостей, довольно заметная, не способствовала поддержанию разговора. Он оживился, только когда Кроуфорд заявил, словно речь шла о чем-то незначительном:
- Похоже, что Шампаньи передал послание Армстронгу.
Талейран поднял бровь, тогда как Марианна сразу вырвалась из своей полудремоты при одном имени американского дипломата.
- Послание, э? - сказал князь. - И о чем в нем говорится?
- Откуда же я могу знать? Все, что стало мне известно, - это существование письма из министерства внешних сношений.., и также, что лоб посла стал не такой хмурый после этого письма, посланного... 5 августа, мне кажется.
- Не такой хмурый? Что вы имеете в виду под этим, Кроуфорд? Не значит ли это, что император решил проявить снисходительность в отношении дела Бофора? Возможно, он будет просто-напросто отпущен...
- Не рассчитывайте на это! Дело невозможно приглушить. Матрос Перес, откровенно говоря, слишком осведомленный в высокой политике для невежественного моряка, заявляет, что Бофор решил сделать остановку в Портсмуте, чтобы продать часть шампанского, и на основании Миланского декрета он требует, как награду за свой донос, треть груза. Достойно, кстати, удивления констатировать, какой широкий отклик получило среди заинтересованных служб это дело, которое в принципе должно храниться в тайне. И я спрашиваю себя, что думает об этом император.
- Именно это и следовало бы узнать! - воскликнул Талейран, вставая из-за стола и нетерпеливо хлопая ладонью по скатерти. - По правде говоря, все это смахивает на басню, и слишком много говорят о матросе Пересе! Не бойтесь, Марианна, - добавил он, заметив, что молодая женщина побледнела и в ее внезапно расширившихся глазах засверкали слезы, - я попытаюсь увидеть его величество, а если это не удастся, напишу ему. Пришло время услышать голос и порядочных людей! А пока идите спать, дитя мое, ибо вы уже не держитесь на ногах. Хозяйка позаботится о вас, а я завтра утром предупрежу ваших о вашем присутствии здесь.
Это было подлинно так. Марианна держалась из последних сил. И в то время как князь Беневентский направился домой, она покорно позволила Элеоноре Кроуфорд отвести себя в прелестную, обтянутую розовым комнату на третьем этаже. Два окна выходили в сад, красотой напоминавший сад Марианны.
Миссис Кроуфорд ловко постелила постель и зажгла ночник с ароматным маслом на столике у изголовья.
- Немного ромашки вам будет кстати, - сказала она. - Помочь вам раздеться?
Марианна сделала отрицательный знак и поблагодарила усталой улыбкой. Теперь ей хотелось поскорее остаться одной, но хозяйка, похоже, не торопилась ее оставить. Она прошлась по комнате, поправила цветы в вазе, убедилась, что занавеси легко скользят, переставила с места на место кресло, словно хотела бесконечно продлить их тет-а-тет. Чувствуя, что ее нервы на пределе, Марианна уже готовилась проявить величайшую невежливость и попросту попросить ее уйти, когда миссис Кроуфорд внезапно повернулась к своей гостье и посмотрела на нее с замешательством и состраданием.
- Бедное, бедное дитя! - сказала она тоном, в котором сочувствие показалось Марианне несколько неестественным. - Мне бы так хотелось, чтобы вы смогли обрести счастье... хотя бы вы!
- Почему "хотя бы я"?
- Потому что вы очаровательны, так свежи, так прекрасны, так.