Встретившись с Сэмом взглядом, вор прошептал:
— Тысяча золотых за голову Первого мага Миззамира!
Эти слова стрелами вонзились в мозг Сэма, взорвались в самой сердцевине его существа, разожгли опьяняющий гнев. Он открыл глаза, но взгляд его был устремлен внутрь. Губы создали слово:
— Согласен.
Время замедлилось. Песнопение превратилось в басовитый, тягучий диссонанс. На самом дне, в самой глубине сознания, под прежними навыками и магией Миззамира всколыхнулся огонь — темный, манящий блеск оникса и рубина, который дал возможность незаконнорожденному ребенку выжить в городских трущобах, который внушал страх юноше, только-только ставшему членом гильдии, огонь, который оборвал жизнь многим людям. Глубокий огонь, не знающий ни добра, ни зла, огонь, для которого всегда существовала одна только цель — и путь к ней. Сэм обратил взор вовне и увидел белую фигуру волшебника. Тогда он раскрыл свои вены, и пламя хлынуло в кровь, зажигая глаза и наполняя мозг мощным ревом. Алые языки, видимые только волшебнику, взметнулись, словно горькое пламя древнего солнца, превращающегося в сверхновую.
Изумленный Миззамир сбился и замолчал.
Арси, прикованный к противоположной стене, увидел только, как Сэм что-то пробормотал, потом у него на мгновение расширились зрачки — и тут же послышался резкий треск.
Штырь выскочил из стены, и цепь с размаху хлестнула эльфа по голове. Миззамира отбросило к двери, он упал на пороге — и больше не шевелился. Незаконченное заклинание рассыпалось искрами, и в воздухе запахло горелым лимоном. Оурф удивленно вскрикнул и потянулся за мечом, но, пока он гневно дергал эфес, забыв об «узле мира», которым сам же закрепил его в ножнах, Сэм, полный охотничьей ярости, схватился за цепь, держащую второе запястье, и дернул изо всех сил. Посыпалась известка, но крепление выдержало Он дернул еще раз и выдернул кисть из железного браслета, сняв с нее кожу, словно перчатку. На мгновение его рука оставалась белой, а потом окрасилась красным.
Сэм бросился на лежащего у двери волшебника, но забыл, что ноги его по-прежнему скованы, и рухнул ничком, крайне удачно избежав при этом удара меча, который наконец-то вытащил из ножен Оурф. Пока Сэм извивался на полу, Оурф попытался оглушить его рукоятью, но Сэм схватил капитана за сапог и с силой дернул. Потеряв равновесие, Оурф качнулся назад, и Арси, воспользовавшись моментом, сжал пальцы ног и проворно снял у него с пояса связку ключей. Капитан ничего не заметил, но, выпрямившись, решил, что миндальничать хватит и пора пустить в дело клинок. Тем временем Сэм сражался с ножными оковами, и кровь с его руки летела во все стороны. Оурф взмахнул мечом, и клинок прочертил на боку у Сэма алую полосу. Оурф приготовился ударить еще раз, но тут цепь, заскрежетав, натянулась, и в следующую секунду Сэм свободной рукой едва не расплющил ему коленную чашечку. Быстро сообразив, что не стоит сражаться с обезумевшим убийцей в такой тесноте, Оурф подхватил обмякшее тело волшебника и выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь. Сэм в молчаливой ярости забился в оковах.
— Сэм! Сэм! Не спеши так, приятель… Вот, у меня ключи… — Арси звякнул ключами, зажатыми в пальцах ног.
Лежа на боку в полусгнившей соломе, Сэм посмотрел на него.
— Дай их сюда! — хрипло приказал он, протягивая окровавленную руку. Арси ногой перекинул ему ключи.
Сэм поймал их и согнулся, отпирая замки на ногах. Арси весь трясся от нетерпения. Обычно Сэм охотился хладнокровно и методично: в его гильдии была строгая дисциплина. В этой безумной ярости, вероятно, был виноват алкоголь — но не только. Если бы бариганец знал Сэма лучше, то понял бы, что она вызвана тем, что обычно не входит в контракт наемного убийцы, — чувством. Это был гнев человека, потерявшего свой единственный дом и семью, и страх перед тем, что пытался сделать волшебник.