— Теперь, когда беседа зашла так далеко, он не разговаривал с ними обоими.
— Не знаю, Тед, — на лице Рубенса было написано сомнение. — Я имею в виду, что ты ведь совершенно не знаком с проектом.
Жирные пальцы Кессела задрожали от возбуждения. Он превратился в гончую, почуявшую добычу, и ничто не могло уже сбить его со следа.
— Это не имеет значения. Мы предоставим все вопросы на твое полное усмотрение, Рубенс. Одно твое имя значит многое.
— А Дайна? Ее имя значит многое тоже.
— Да, да. Разумеется, — быстро согласился Кессел. — До нас до всех дошли самые невероятные слухи о «Хэтер Дуэлл».
Рубенс, зная, что тому не терпится узнать больше о фильме, задумчиво заметил: «Мы хотим получить самые надежные гарантии».
— Для чего же еще по-твоему я здесь? Мы не замедлим представить их, поверь.
— О, я верю тебе, Тед, — сказал Рубенс, вновь обнимая его за плечи. — И я не сомневаюсь, Дайна также верит тебе. Но видишь ли..., — он оглянулся, точно желая убедиться, что их никто не подслушивает. — Тед, я должен сообщить тебе кое-что строго конфиденциально...
— Да? — на щеках Кессела появился блеск, точно в предвкушении лакомого кусочка.
— Какую студию мы бы не выбрали, — сказал Рубенс, — это не будет студия, принадлежащая «Уорнес», — он рассмеялся, когда Кессел с яростью вырвался из его жульнических объятий и с багровым лицом вышел из комнаты.
— Как я вижу, ты не собираешься отвозить меня домой, цинично заметила Дайна. Она по-прежнему не могла ничего с собой поделать, к тому же цинизм в сложившихся обстоятельствах оставался ее единственной защитой.
Если это и не понравилось ему, он был все же достаточно осторожен, чтобы не демонстрировать открыто свои чувства.
— Нет. Я знаю, что ты любишь море, — серьезно ответил он.
В то же время, как будто он, точно искусный фокусник, подстроил это, машина, свернув с шумной магистрали, очутилась на извилистой, пустынной дороге, ведущей в Малибу.
Дайна, нажав на кнопочку, опустила до конца боковое стекло со своей стороны и выключила радио. В тишине ей удалось различить шум прибоя, такой же ровный и спокойный, как ритм ее собственного сердца. Однако, когда они приблизились к берегу, вид ленивых тихоокеанских волн заставил ее с болью в душе вспомнить о суровых темно-голубых волнах Атлантики, бьющихся о мрачные скалы, покрывая их седой пеной, таких холодных, что стоит зайти в них, и все тело тут же покрывается гусиной кожей, а губы синеют.
Вытянутая туша «Линкольна» с негромким гудением катилась вдоль Олд Малибу-роуд, мимо погруженных в сон темных домов, стоявших один напротив другого, так что лишь в промежутках между ними Дайна видела блеск воды возле берега.
— Уже поздно, — сказала она. — Мне завтра на съемки.
— Все в порядке, не волнуйся.
Рубенс плавно остановил машину всего в нескольких шагах от голой песчаной косы. К величайшему своему удивлению Дайна, оглядевшись, не увидела поблизости ни одного дома.
— Где мы? — спросила она.
— Пошли, — вместо ответа бросил Рубенс, выбираясь из автомобиля.
Она последовала его примеру и, очутившись снаружи, глубоко вздохнула. «По крайней мере, воздух тот же самый», — подумала она, жадно вдыхая богатый аромат моря, соли и фосфора и чего-то еще.
Она взглянула на Рубенса поверх блестящей крыши «Линкольна». Тот стоял уже без пиджака и теперь снимал ботинки, наступив носком одного на пятку другого.
Покончив с этим, он протянул Дайне руку Она, обойдя вокруг машины, приблизилась к нему и, трепеща всем телом, позволила ему увлечь себя с дороги на пляж. Торопясь и спотыкаясь, утопая по щиколотку в песке, они оставили позади справа линию дрожащих огней, словно обозначавшую границу цивилизации, и вступили в новый мир таинственный и неведомый.