Вот они приблизились к нему. Ты не можешь причинить нам вреда, Джоби.
Он вошел в начертанный мелом круг, и ноги его начало покалывать, вибрирующие волны достигали нижней части его тела, и у него возникло то же ощущение, что и в присутствии Салли Энн. Сильный холод; ветер проникал сюда, ударял по нему. Если бы он не был так зол, он бы повернулся и бросился бы в ужасе бежать. Как смеете вы поступать так со мной в моем собственном доме? Я разрушу, уничтожу вас, я постараюсь это сделать.
Он с трудом прошел вперед, поднял топор, но ему не хватило места, чтобы размахнуться над головой. Из темноты до него донесся смех, стало еще холоднее. Он размахнулся от пояса, словно собирался косить, всем телом следуя за рукояткой, громко вскрикнул, когда топор обрушился на дерево и вошел в него. Он потянул, чтобы освободить лезвие, вздрогнул от мучительного крика; он мог донестись снизу, где был Элли. Джоби сказал себе, что так оно и есть.
Еще один удар, и все сооружение зашаталось, подсвечники упали, покатились, запрыгала чаша. Алтарь был разрублен, через него прошла широкая щель, сквозь которую Джоби увидел слабый дневной свет. Каким-то образом топор запутался в вышитых тканях, гнилая материя порвалась, когда он потянул. Поднялась пыль, ее густые, вонючие облака пытались застлать ему глаза, удушить его; мантия зла поднималась, чтобы защитить свой храм, принимая неопределенную, расплывчатую форму.
Джоби отступил, нанес еще один удар, размахнувшись так сильно, что у него растянулись мышцы, сотрясло голову. Дерево треснуло, щепки полетели ему в лицо, словно отравленные стрелы пигмеев. Он почувствовал, как алтарь начал корчиться, словно живое существо, содрогаясь от мучений, когда он расчленял его, вытаскивал топор и снова наносил удар. Снова и снова. И тогда это существо пошло на него, шатаясь на сломанных ногах, извиваясь в предсмертных судорогах, намереваясь уничтожить его. Но существу пришел конец, оно рухнуло, распавшись на куски, превратившись в кучу хлама. Последний вопль, и все было кончено.
Но Джоби все же нанес последний удар, расколол куски, вонзил топор в доску пола, с трудом вытащил его. Победитель, стоящий над поверженным врагом. Стало гораздо светлее, туманный квадрат окна, казалось, прояснился, пропустил серый дневной свет; опускалась пыль, словно внезапная снежная буря из несущихся облаков. И стало гораздо теплее.
— Джоби... Джоби, что случилось?
Джоби не ответил, просто повернулся спиной к люку, все еще сжимая топор, начал спускаться, остановился, чтобы опустить за собой дверцу. Что бы там ни было, оно было мертво, он в этом уверен, исчадие зла уничтожено в своем мерзком логове. Так же мертво, как мертв кот миссис Клэтт. И Тимми Купер. Еще одно убийство. Последнее.
Он больше не поднимется туда, но в этом и нет никакой нужды. Чердак останется запертым, словно склеп, где память о его родителях может жить вечно — подходящая почесть для их греховной жизни.
— Что там... было? — Элли Гуд все еще стоял, съежившись, у стены возле раковины, выглядел он так, словно в любую минуту его могло стошнить. Не трогай меня, Джоби. Я не виноват. Клянусь — я не открывал дверь чулана. Но она все еще была открыта.
— Я и тебя убью, — сказал Джоби тихо в черную пустоту, сделал шаг вперед и услыхал жалобный стон Элли. — Может быть, ты — одно и то же, может быть, я уже убил тебя, остается только разрушить?
Он помедлил у открытой двери. Конечно, не чувствуется даже гнусного запаха гнили. Он прищурился, попытался разглядеть, что там внутри. Там ничего не было, даже хлама, который он мог бы разбить.
Джоби поднял топор, ударил по двери и захлопнул ее. Запор соскочил, и ему пришлось снова закрыть его. В стуле не было необходимости. И все же он прищемил дверь стулом.