Ветер принес с рынка запах пирожков и рыбы. В животе опять заурчало. Мышцы ног ломило от усталости, а костяшки правой руки саднило. Шагнув к указанному месту, я обессиленно рухнула на колени. Склонила голову ниже, чтобы не видеть проходивших мимо людей, их наверняка презрительные взгляды.
В моем странном положении это место для отдыха в принципе не хуже других.
Девочка осторожно прижалась ко мне и тихо-тихо всхлипнула. Даже думать не хочу, первый раз ее так продавали или нет. Голова тяжелела, руки и ноги тоже. Разум отчаянно просил об отдыхе, хотя бы о минутке сна.
Сквозь полудрему ощутила, как голова упала на плечо девочке, затем на ее колени. Меня чем-то укрыли. От такой заботы я почувствовала себя будто бы в безопасности, почти дома…
…Меня потрясли за плечо. Рядом кто-то кричал. Точнее, тявкал и мявкал очень громко. Часто повторялось:
– Писи мы! Писи мы!
Дурнота сна резко слетела, я открыла глаза: попрошайки разбегались, светящиеся сети сбивали их на землю и опутывали ноги. А сети вылетали из рук мужчин в синем.
Полиция, как-то сразу догадалась я.
Девочка обняла меня крепко-крепко, я с трудом села и прижала ее к себе. На нас надвигались полицейские. Переговаривались друг с другом, пристально разглядывали. Один поднял руку, и в небо сорвался фиолетовый огонек.
Оборванный мальчишка что-то спросил у этого полицейского, тот огрызнулся.
Нас не трогали. Попрошаек скручивали и грузили в повозку с изображением скалящегося животного вроде собаки. Покупатели глядели на происходящее с равнодушием, намекавшим на обыденность сцены.
Через пару минут к рынку подъехал кеб. Из него выскочил владевший огнем негодяй. Он прижимал к разбитому носу кулек, и, увидев меня, кивнул полицейским.
Полицейский тявкнул, огненный швырнул под ноги мальчишки мелочь и подошел ближе ко мне.
Все ясно: облава на нас. Ну точно на справедливость рассчитывать не придется.
Вздохнула.
Четверо полицейских двинулись на меня, девочка затряслась от ужаса. Я крепче ее обняла, понимая, что спасения ждать неоткуда. Сильные руки схватили ее за шиворот и попытались от меня отодрать. Мы с девочкой исступленно держались друг за друга.
Затрещала ткань ее платья. Полицейский попытался разжать мои руки, но мышцы будто замкнуло. Я зажмурилась. Полицейский дернул сильнее, попробовал подсунуть пальцы под руку, коснулся браслета – и с криком отскочил.
В мое бешено стучавшее сердце прокралась надежда, что получится сбежать.
Пока один полицейский стонал и ругался, другой сорвал бумажную обертку с моей руки.
Я ждала, что нас снова начнут растаскивать, но ничего не происходило.
На рынке гудели голоса, кто-то ругался вдали.
Но ни меня, ни девочку не трогали.
Открыла глаза. Полицейские стояли на почтительном расстоянии в три метра и смотрели на меня… странно. Ну прямо взглядом Дрели.
Огненный был мертвенно-бледный, если не считать фиолетового расквашенного носа. Икнув, попятился, прыгнул в кеб. Кучер, тоже бледный и с расквашенным носом, без слов стегнул динозавров, те ринулись прочь.
Через плечо прижимавшейся ко мне девочки взглянула на свой браслет. Интересно, что он означает?
От группы полицейских отделился один постарше и направился ко мне.
Все получалось как-то не так. Не радовало меня выступление перед научным собранием и демонстрация работающего портала в другой мир.
А все почему? Потому что патент на «Единовластный брак» пришлось регистрировать на министра внутренних дел. Прощай глумление над длорами! Первый министр будет этим распоряжаться, подкупать себе сторонников.
И я теперь не единственный счастливчик, у министра как раз кончался срок траура, после чего он, если бы снова не женился, лишился бы положения и силы главы рода. Пришлось в обмен на свободу от обвинений в покушении экстренно женить его на иномирянке. Прямо в патентном бюро. А потом еще согласиться на то, что офицер из особого отдела будет охранять портал, а после представления того ученым мужам, по совместительству специалистам по магической безопасности, еще и заберет мое сокровище в этот самый отдел.
И какое после этого может быть удовольствие от выступления перед почтенными мужами, самый молодой из которых вдвое старше меня, если я потерял контроль над ситуацией и после всех их издевок над «молодым да ранним» не могу ни над ними пошутить, ни похвастаться своим особым, уникальным положением?
В общем, не зря говорят, что министр внутренних дел умеет портить удовольствие.
Мне вот испортил.
Хотя…
Перекошенные лица дорогих мужей (в смысле прямом – женатых, и переносном – ученых), утешали: никому активировать портал не удалось даже после подробных объяснений. Я раз сорок запустил его, прежде чем они поверили, что это возможно. Теоретически.
Неохотно передав офицеру коробку с порталом, я стал расписывать дивные перспективы моей сообразительности, сыпля соль на раны этим в большинстве своем несвободным длорам.
– …Вы только представьте, как возрастет потенциал глав рода, когда они получат всю полноту власти над родовой магией!
Я расхаживал вдоль кафедры, делая вид, что в раже вдохновения не вижу их завистливых лиц, и продолжал накалять обстановку эффектными пассажами.
– …Вообразите жизнь, когда не надо упрашивать супругу изменить цвет обоев в вашем кабинете на тот, который нравится вам, а не ей…
Особенно мучился глава собрания, он же министр науки и новых технологий. У него был неудачный брак, и обои в кабинете розовые, хотя он этот цвет ненавидел. И ведь не повлияешь особо: магией на жену не подействуешь, физически тоже – никому не хочется удар магии от браслета получить. И на стороне никого не наймешь – чревато.
А я все говорил, говорил, наслаждаясь зрелищем багровеющих лиц. Остановился с мечтательным видом:
– О, этот дивный вкус свободы! Если бы вы только знали, как это прекрасно: быть единовластным хозяином в собственном доме! Быть главой самому себе, не обремененным отношениями, свободным в выборе женщин… Вы только представьте: я первый в истории настоящий глава рода без жены!
Проникновенную речь наглым образом прервал стук в дверь.
Заглянувший секретарь уставился на меня круглыми от изумления глазами:
– Простите, что прервал. Тут явились полицейские. Говорят, ваша жена задержана за бродяжничество.
Глава 4
В животе снова заурчало, но к лежавшим на столе пирожным не притронулась: а ну как отравят или усыпят? Девочка тоже на сладости лишь косилась с подозрением, хотя, выслушав полицейских, сама повела меня к их кебу.
В участке нас проводили в кабинет к лысеющему грозному дядьке в синем мундире – ну прямо генерал, только без эполет, а с нашивками на рукавах. Тот изумленно меня оглядел. Слушая отчет сопровождающих, он краснел, бледнел, снова краснел. Универсальным жестом обалдения от чужой глупости прикрыл лицо рукой. А потом расплылся в заискивающей улыбке, разлился курлыканьем.
Открыл дверь в соседнюю комнату с диваном, шторками и цветком на окне, шкафом с книгами и столиком. С легким поклоном предложил войти.
На мягком диване сразу захотелось спать, но я держалась: рано расслабляться, я еще не гражданка этого государства (или подданная, подозреваю, тут скорее монархия) и даже не официально оформленная эмигрантка, поэтому по бумагам меня как бы нет, закопают на пустыре – и искать никто не станет.
«Генерал» куда-то делся, полицейские приходили глазеть на меня в открытую дверь. Некоторые пытались угодить: пирожные там, какие-то напитки. Все с улыбками, вежливо-вежливо. И вообще вели себя так, словно меня побаивались.
Девочке платье синее принесли. В ее глазах заблестели слезы, но на предложение переодеться она только мотала головой и крепче меня обнимала, очень расстроив добывшего платье старенького полицейского. Мне двое молодых и симпатичных презентовали розовый плащ с черными кружевами на капюшоне и рукавах (я чуть не прослезилась от ужаса). Влажная, но не холодившая одежда не настолько меня раздражала, чтобы надеть этот кошмар. Хотя отказываться от подарка не стала, вдруг убегать придется, а его можно обменять на что-нибудь или накинуть для маскировки.