Она вспоминала ледяной дворец, его залы и высокие своды, временами ей даже казалось, что она все еще там, пусть не телом, но душой уж точно…
Время ползло вперед медленно, словно неповоротливая гусеница по тонкой зеленой травинке.
Девочка зевнула, надеясь привлечь сон, но он все не шел и не шел.
Вздохнув, она, не поворачивая головы, словно боясь, что движение разорвет натянутые с таким трудом паутинки дремы, скосила взгляд на свернувшуюся с ней рядом волчицу, чей дух, отодвинув в сторону все сомнения, забыв о метаниях, уснул в то же самое мгновение, как тело застыло на мягком одеяле. Зверь знал, что должен отдохнуть, набраться сил и подчинялся голосу инстинкта, заставляя в подобные мгновения замолчать разум.
Мати глядела на нее с завистью. Но почему она не может точно так же взять и заснуть? Вот бы научится погружаться в сон всякий раз, когда ей того захочется, а когда нет — бодрствовать, не борясь с волнами дремы!
— Шуши, — позвала девочка подругу, но та и ухом не повела. — Шуши, ну проснись! — на этот раз она вытянула вперед руку, коснувшись горячего бока.
"Чего тебе?" — проворчала волчица, приоткрыв сонный, подернутый поволокой глаз.
— Поговори со мной, — попросила та, — мне скучно…
"Мати, не будь такой эгоисткой", — зевнув, Шуллат вновь закрыла глаза.
— Ну что тебе стоит! — не унимаясь, та вновь принялась тормошить подругу. — Отоспишься потом.
"Но я хочу спать сейчас! — она вновь широко зевнула. — И ты спи".
— Не могу. Сон никак не приходит.
"Конечно, в этом ты вся: если не можешь получить чего-то сама, то этого не должно быть и у других!"
— Все совсем не так! — обиженно воскликнула Мати.
"Разве?" — ехидно бросила волчица и, решительно отвернувшись от подруги, вновь погрузилась в простор недосмотренного сна.
Мати же сколько ни пыталась, никак не могла заснуть. Она и считала мгновения, и повторяла слова самых нудных из существовавших в мироздании заклинаний. Но сон не шел к ней, и все тут.
— Э-эх! — вконец расстроившись, она стукнула кулаком по днищу повозки.
Оставив всякие попытки заснуть, она села, огляделась вокруг. И тут девочка вспомнила о рукописи, взятой ею из командной повозки. Она не решилась оставить ее в караване, убегая из него. Еще бы, один проступок — это еще куда ни шло, но два да еще и одновременно… Вот бы ей досталось так досталось!
Она втянула пальцы в рукав, в котором прятала свиток. И холодная иголка пронзила сердце, мурашки ледяной волной пробежали по спине — Мати не нашла рукописи!
Стуча зубами она с нервной поспешностью стащила с себя шубу и принялась дрожащими от страха пальцами обшаривать ее всю вдоль и поперек, в надежде, что пропажа просто куда-то завалилась, но не потерялась, нет!
Свитка не было!
Отбросив шубу в сторону, Мати начала перетрясать одеяла, рванула на себя то, на котором лежала Шуши. Но ее рыжая подруга была слишком тяжелой, чтобы девочка смогла ее хотя бы приподнять. Однако маленькая караванщица не унималась, продолжая тянуть мех на себя, поднатужилась что было силы…
"Отстань!" — огрызнулась на нее волчица. Надув щеки, она, зло глядя на девочку холодными нервно поблескивавшими глазами, зарычала.
— Я потеряла, потеряла! — слезы застилали глаза, толи рыдание, толи стон срывались с губ.
"Успокойся, — Шуши не могла видеть ее слез. Вся злость пропала. На ее место в глазах, сердце волчицы пришло сочувствие. — Объясни, что с тобой, что ты потеряла"?
— Свиток! — сквозь слезы выдавила из себя девочки.
"Нашла о чем беспокоиться! — фыркнула Шуллат. — Подумаешь: какая-то бумажка!"
— Эта не бумажка! Это… Это…! Я ведь говорила тебе! Потерять ее — то же самое, что отнять у всех будущих поколений память о чем-то очень важном, без чего, может быть, они и жить-то не смогут!
"Ладно, — тяжело вздохнув, смирившись с тем, что ей не дадут поспать, волчица поднялась. — Я найду".