— Мати нет в повозке, — низким, сиплым голосом проговорил хозяин каравана, не спуская с бога солнца настороженного взгляда цепких, внимательных глаз, ожидая, как тот отреагирует, что скажет в ответ.
— Они с Шуллат пошли в пустыню, — спокойно ответил Шамаш, который даже не выпустил из рук вожжей, лишь бросил на собеседников быстрый взгляд, а затем вновь стал смотреть вперед, на дорогу.
— Ты… Ты знал… — это был не вопрос, а констатация факта. Губы Атена плотно сжались, на лицо легла тень, в глазах заплясали огненные искры — отблески яркого красноватого пламени факела, прикрепленного у облучка. Он предполагал, что ответ будет именно таким. И, все же, надеялся, что ошибается.
— Хан рассказал мне.
— Ее позвала госпожа Айя… — Евсей опустил голову. Ему вдруг показалось, что все, это конец: они никогда больше не увидят малышку. Богиня не отпустит ее…
Колдун качнул головой, по-прежнему глядя вперед, а не на собеседников. — Девочку влекла собственная душа, а не чужая воля.
— Но если так… — начал было Евсей, однако Атен опередил его, задав вопрос, который не мог не сорваться с губ караванщиков, глядевших на Него с сомнением и непониманием:
— Почему Ты, зная все это, отпустил ее, почему не пытался остановить?
Оба брата не сводили с бога солнца неотрывного взгляда неморгавших глаз. Они были поражены услышанным, не могли поверить, что правильно расслышали, поняли Его слова, ибо это просто не могло быть правдой!
С самого первого дня своего пребывания в караване повелитель небес заботился о своих спутниках, защищая их от опасностей, спасая от бед. Что же до Мати… Разве она не была Его любимицей? Разве Он не видел в ней свою младшую сестру, помогая ей, уча, делая подарки, которые со времен легенд не получал ни один смертный? И вот теперь…
— Не волнуйтесь, — Шамаш, наконец, повернулся к хозяину каравана. В его черных мерцавших глазах царил покой, которым Он стремился поделиться с собеседниками. — С ней ничего не случится. Еще до зари девочка вернется в свою повозку целой и невредимой.
— Но она совсем одна в снежной пустыне!
— С ней волчица, — тихим, шуршавшим, как ветра по снегу, голосом возразил Шамаш.
— А если нападут дикие звери? Или она угодит в трещину? Целую ночь в снегах! Моя дочурка замерзнет, простудится, заболеет…
— Все будет в порядке.
— Нет, я не могу просто так сидеть и ждать! Я пойду ее искать! — он уже собрался спрыгнуть с облучка, спеша броситься в снега, зовя дочь, но Шамаш задержал его, положив тяжелую руку на плечо.
— Торговец, нам не следует вмешиваться, — его голос стал набирать силу и властность пробуждавшихся ветров. — Более того — будет лучше вообще сделать вид, что ничего не произошло и по возвращении не расспрашивать ее ни о чем. Когда наступит время, малышка сама все расскажет.
— Но это невозможно! — в отчаянии вскричал хозяин каравана. — Одна она не сможет даже найти дорогу назад! А ей еще нужно выжить в снегах, что в одиночку, без защиты каравана не под силу даже взрослому мужчине, не то что маленькой девочке! — он говорил одно, а думал совсем о другом. В его груди, появившись неизвестно откуда, стала нарастать ярость. "Мати уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что хорошо, что плохо. И, совершая проступок, она должна отвечать за него. Нарушив данное мне обещание никогда больше не убегать, она заслуживает наказания!"
— Малышка всю жизнь в пустыне и не просто знает ее, но понимает, любит. И, поверь мне, это чувство взаимное, — колдун пристально смотрел прямо в глаза караванщику.
— Что бы там ни было, Мати не может просто так, когда ей того захотелось и лишь потому, что захотелось, покидать тропу, подвергая всех нас опасности!
— Больше она не убежит. Никогда. Но сейчас… Сейчас она должна пройти весь выбранный ей путь до конца. Так нужно, чтобы ее душа обрела уверенность и покой.