Но никакими силами его нельзя было заставить признать это.
Его взгляду представал молодой человек лет двадцати двух – двадцати трех, невысокий, но очень ладно скроенный, у него были соломенные, непокорные волосы, не выносившие парикмахерского насилия, круглое лицо, еще не до конца утратившее детскую свежесть и наивность, мелкие веснушки, щедро рассыпанные кем-то по носу и щекам, и васильковые глаза – синие до прозрачности. Не такие глубокие, серьезные и магнетически притягательные, как у императора, а ясные, лукавые и задорные.
Ни дать ни взять – шустрый уличный мальчишка, только раздавшийся в плечах да выросший из коротких штанишек так быстро, что и сам не успел этого заметить. Впрочем, внешность часто бывает обманчива. Ум у Джералдина был проницательный, острый, и Сивард зачастую обращался к нему если не за советом, то с дружеской беседой, из которой выносил для себя много полезного.
– Я, маркиз, сперва пропустил это сообщение – больно уж оно короткое и невразумительное, но потом…
– Кто писал? – поинтересовался одноглазый.
После первой чашки он уже мог произносить более-менее длинные фразы и даже начинал понимать, где находится.
– Санви Ушастый. Вчера прислал бумагу с оказией.
– Да, писателем ему не быть, – произнес свой приговор Сивард. – И не мечтай. Что же он увидел такого, что заставило его взяться за перо?
– «Летучую мышь», – ответил Джералдин серьезно.
– Ого!
– То-то и оно, маркиз. Сперва я не особо задумался над этим, но потом меня словно кто в бок толкнул: сейчас конец кту-талау, через пару дней наступит лонг-гвай, и это значит…
– Можешь не договаривать, – пробурчал Сивард, поглощая соленое печенье, – это значит, что Джой Красная Борода на ближайший месяц превращается в эмденского князя Джоя ан-Ноэллина, прибывающего в столицу на отдых, а если его кто и видит в Роане, то уж точно не на борту «Летухи». Если же его видят на этом корыте, значит, он работает. Но с империей Джой давно не связывается – так, по мелочам, и только не в летнее время.
– Вот и я подумал, зачем бы ему нарушать на века заведенный порядок? Человек он слишком состоятельный, чтобы мелочиться из-за двух-трех дней работы или нарушать собственные принципы даже из-за очень выгодной сделки.
– Думаешь, его заставили?
– Маркиз, подумайте, кто может заставить одного из самых влиятельных людей в Гильдии контрабандистов?
– Ну, положим, такие персоны всегда могут найтись. Главное, чтобы им позарез было нужно обеспечить содействие Джоя.
– Если бы мне, – понизил голос Джералдин, – если бы мне довелось вывозить из Роана некий бесценный предмет да еще такого размера, что его нe спрячешь на груди у очаровательной спутницы, я бы извернулся, как угорь, но добыл бы себе лучшего из лучших.
– То бишь Джоя – фыркнул Сивард. – Эх, молодо-зелено. Да ег'о бывший компаньон – земля ему тухом – тетумец Эц – Патт дал бы ему фору на сто очков вперед. Или на полтораста…
– Так ведь он уже давно «ныне покойный», – мягко заметил Джералдин, знавший и о бурном прошлом своего начальника, и о том, что он был уверен в том, что уходящее поколение воров и контрабандистов было и половчее, и поудачливее. И то правда: с тех пор как начальником Тайной службы стал Сивард, никто больше нe залазил в императорскую сокровищницу, и одноглазому было до боли обидно за бывших коллег.
– Твоя правда, – сказал он. – Теперь лучше Джоя нет на всем континенте, что бы я ни думал по этому поводу. Разве что я остался, так ведь контрабанда – не мой профиль. Полагаешь, эти йетты тащили тело аж до устья Алоя и вывезли его на «Летухе»?
– Вероятнее всего.
– Ладно-ладно. – Сивард забарабанил пальцами по подлокотнику.