– Мужик, с трудом переставляя ноги, добрался до края повозки, сполз с нее и уселся на землю, привалившись спиной к колесу. – Два душегубца ушли… не догнать.
– Не очень-то и хотелось, – пробурчал Середин, оглядываясь. – Что тут у вас приключилось?
– Сейчас, сейчас все обскажу, милостивец. Ой, беда, о-хо-хо…
С трудом поднявшись на ноги, мужик побрел вдоль повозок, обходя застывшие тела.
– И Сороку заели… и Бажена, и Ерша… Ох, беда-то какая.
– Пришла беда – отворяй ворота, – подтвердил Олег. – Попутчики твои?
– С одного городища. Вот, товар везли, купец я…
Мужик сорвал с плеч остатки рубахи, с маху швырнул ее о землю и, опустившись на корточки, обхватил голову руками. Олег отошел к убитым оборотням. Смерть очеловечила их, смыла звериный облик. Тех двоих, которым кистень разнес черепа, было уже не узнать. Третий, с раной в сердце, лежал навзничь, раскинув руки. Мужик как мужик, дюжий, крепкий. Открытый рот был полон крови, словно он захлебнулся ею, упившись через меру.
– Вот тебе и ква, – пробормотал Середин.
Всхлипывания купца затихли, он подошел к Олегу, постоял рядом, плюнул на распростертое тело. Его трясла крупная дрожь, портки спадали с мосластых бедер, мокрое от слез лицо подергивалось.
– Вино есть? – спросил Олег.
– Чего?
– Мед, брага?
– Есть.
– Давай-ка помянем друзей твоих.
– Да как можно?
– Давай, давай, – подбодрил Олег, – глядишь, и полегчает.
Они вернулись к повозкам. Мужик покопался в тюках, вытянул объемистый узел, развязал и подал Олегу узкогорлый кувшин. Вытянув пробку, Середин припал к горлышку. Мед был крепок, душист. Сразу отпустило напряжение, проснулся голод.
– На, выпей.
– Не могу, – мужик замотал головой, – никак не могу.
– Пей, тебе говорят.
Купец гулко глотнул, оторвался, припал к кувшину опять, уже надолго. Мед побежал у него по подбородку, стекая на костлявую грудь.
– Тебя как звать-то?
– Вторуша, – чуть задыхаясь, отозвался купец.
– У меня там конь за околицей. Пойду, приведу, – сказал Олег, – а ты пока перекусить чего сообрази.
– Я с тобой пойду. Вдруг нелюдь вернется.
– Не вернется. Видишь, день встает, – показал Олег на разгорающуюся полоску зари на востоке, – время их кончилось.
На посеревшем небе одна за другой гасли звезды, от земли поднимался туман. Вторушу стал бить озноб, он поежился, махнул рукой:
– И то правда. Может, помочь тебе?
– Чего там помогать – привести кобылу, да мешок принести.
Когда он вернулся, купец уже оттащил оборотней за ближайшую избу, сложил тела убитых в повозку и накрыл холстиной. Разломав плетни, он развел на обочине костер и разложил на выбеленном полотне нехитрую снедь: горшок каши с застывшим топленым маслом, две жареные курицы, мед в кувшине, разломанная краюха хлеба.
– Ну, вот, вижу – очухался, – одобрил Середин, присаживаясь к импровизированному столу.
Купец с поклоном подал ему мед в деревянной чашке.
– Спасибо тебе, мил человек? Ведь если б не ты…
– Пустое, – отмахнулся Олег, – ты лучше расскажи, как вас угораздило на нелюдь нарваться?
Он опорожнил чашу и навалился на еду. Купец заговорил сначала медленно, с запинкой, но после второй чаши меда обрел уверенность.
– Вятичи мы, а городище-то наше в Верхнем Подонье, да. А мы, стал быть, с братом купечеством занялись. Брат старший, Тиша, раньше в дорогу собрался. До моря, в Хазарию: в Сурож, а то и в Херсонес. Он мед, воск, зерно повез, а я припозднился на седьмицу, ага. Пока меха собрал: соболя, куну, – вот и запоздал. Но брат у меня только именем тихий, а так – ого! Ждать меня не стал. Давай, говорит, Вторуша…
– Вторуша? – переспросил Олег. – Второй в семье?
– Ну да, – согласился мужик, – второй я. Так вот, он и говорит: я вперед пойду.