– Ты ж толком ничего не сказал, у-у, змей…
– Погоди, – остановил его Середин, приглядываясь к незнакомцу, – ну-ка, давай отойдем, разговор есть. А ты, Вторуша, здесь посиди.
– А ну, как он тебя…
– Посиди здесь, я сказал, – повысил голос ведун.
Он отвел саблю и рывком поднял незнакомца на ноги.
– Иди вперед. По берегу.
Они отошли за поворот реки и, оставляя следы на песке, выбрались на плес. Середин остановился, незнакомец, повернувшись к нему лицом, невозмутимо ждал. Высокий, почти с Олега ростом, он стоял, опустив крепкие руки, и спокойно глядел на него.
– Снимай одежду, – скомандовал ведун.
Пришелец молча скинул куртку, снял разбитые сапоги и, стянув холщовые порты, снова замер. От левого плеча через грудь тянулся выпуклый розовый рубец.
– Шапку.
Нехотя, будто через силу, мужчина потянул с головы отороченную мехом шапку, бросил ее на песок и застыл, опустив глаза.
Олег почувствовал, как к горлу подступил комок: на голове незнакомца топорщилась свалявшаяся кое-где в колтуны волчья шерсть.
– Повернись спиной.
С головы, вдоль позвоночника, сбегала, утончаясь к ягодицам, полоса шерсти.
– Сам перекинулся? – спросил ведун.
– Тебе-то что? Руби, парень.
Олег увидел, как напряглись мышцы на спине незнакомца, хмыкнул.
– Нужен ты мне. Одевайся.
Мужчина, не веря своим ушам, оглянулся на него.
– Неужто отпустишь?
– Гуляй пока, – Олег повернулся и пошел прочь, – сам свою долю найдешь.
– Постой. Постой, парень. Скажи, почему не убил?
Середин остановился. Незнакомец, держа в руках одежду, спешил за ним.
– Так тебе и скажи. Я и сам не знаю. Если б ты по своей воле волкодлаком стал, то не потянулся бы за рыбой в горшке, а первым делом купца на телеге порешил. Опять-таки жизнью не дорожишь – не мила она тебе в этаком обличье. Вот, вроде, и все. Да ты оденься, чего голым бегать.
– Да, сейчас… – Незнакомец запрыгал, попадая ногой в штанину. – Уж очень ты меня огорошил. Я думал – все, кончился Невзор.
– Как же ты, Невзор, волчью стать принял?
– Эх, парень, долгий разговор.
– Ну, так присядем, поговорим. Спешить некуда, а спать уже все одно не хочется. Меч? – Середин кивнул на шрам.
– Сабля. Печенег память оставил в ту зиму.
– Быстро заросло. Как на собаке, или на волке.
– И об этом расскажу.
Они присели на чешуйчатый ствол сосны, завалившейся с крутого берега. Невзор повертел в руках шапку, хлопнул, выбивая песок, о колено.
– Слушай, парень, раз…
– Олег.
– Слушай, Олег, раз пристало. Отца я почти не помню – хазары его в дозоре срубили, мать на другой год померла. Меня дядька по матери, десятник княжеской дружины, к себе взял. Сам бездетный, без семьи, пока я мал был – у него в веси жил, а как подрос малость – он меня с собой повсюду таскал: и в поле, на дозор, и по оброку в деревни, хотя это редко. Не любит дядька Часлав службу такую. Ни в хоромах княжеских, ни налог собирать. За это и десятник до сих пор, хоть князь и привечает. Почитай, с десяти годов меня к седлу, к брани приучал. А в ту зиму раз шли мы с поля. Две луны в степи, как волки, рыскали. Это раньше хазары под урожай набегали, а теперь – нет. Печенеги в любое время налетают. Под вечер уже смотрим – дым. Дозорный прискакал: печенег деревню пожег, полон ведет. Дядька Часлав нас рассыпал за курганом, аккурат вдоль дороги. Ждем. Точно, ведут полон: бабы, ребятишки. Мужиков мало – побили, видать. Сами веселые, хмельные, нагайками играют. Посчитали врагов – втрое против нас. Но дядька говорит: сдуру не налетать – стрелами побьют, на пики поставят. Как в балочку у кургана втянутся, так и вдарим. Луки готовь, по разу успеем стрельнуть, положим, сколько удастся – и в сечу! Кто мимо стрелу пустит – сам пороть буду. Ребята в смех: кто ж мимо пустит, раз сам десятник и учил. Так и вышло, положили десятка полтора стрелами и вдарили.