Халида рассмеялась:
— Придется тебе усвоить, что раб не имеет права говорить без разрешения. Не позволяй смелости затмить свои остальные достоинства, — остерегла она и обратилась к Зинейде: — Возможно, утром я поблагодарю тебя.
— Возможно, королева, — согласилась Зинейда с улыбкой и, кланяясь, удалилась из зала. — Не заигрывай с ним, — предупредила она дочь, когда они отошли на достаточное расстояние. — Не позволю, чтобы твоя похоть уничтожила мои планы! Уж слишком ты походишь на своего отца.
— Против его похоти ты никогда не возражала, матушка, — рассмеялась Береника, но тут же, став серьезной, пообещала: — Я знаю, как это важно для Кавы, и не стану вмешиваться.
— Вот и хорошо, — кивнула Зинейда и повернулась к Дагону: — Не слишком ты был почтителен к королеве! Халида отнюдь не простушка, я ведь уже объясняла!
— Мне очень стыдно, — отозвался он, лукаво блеснув синими глазами.
— Не перехитри себя, Дагон из Арамаса, — посоветовала женщина. — Возможно, я — лучший друг, который у тебя когда‑либо был, но не питай иллюзий: если подведешь меня, опозоришь, я превращусь в твоего злейшего врага. Власть разлагает и портит людей, которые слишком долго ею пользуются. Кава нуждается в новой королеве, но мы не можем идти против наших традиций, ибо богиня нас накажет.
— Что, если именно богиня захотела, чтобы Халида правила все эти годы? — возразил Дагон.
— Наверное, — с улыбкой согласилась Зинейда, — но теперь ты здесь. Ты умен и красив. Как можно не влюбиться в тебя? Приложи все старания и почаще сообщай мне новости. Береника передаст мне твои слова. Но не вздумай ничего писать.
— О чем ты умолчала? — допытывался Дагон.
— Я подозреваю, что кое‑кто при дворе поощряет Халиду в ее решимости остаться одинокой. Постарайся узнать, правда ли это. Никому не верь, даже самой Халиде, мой принц. А теперь иди с Береникой.
Зинейда отвернулась и поспешила по коридору.
— Похоже, твоя мать дала мне задание куда труднее, чем казалось сначала, — заметил Дагон.
— Моя мать свято привержена традициям. Я согласна с ней. Кава всегда процветала, потому что ее жители блюли правила, установленные богиней так давно, что никто этого не помнит, но изложенные в наших святых книгах, — пояснила Береника. — Мать делает все для блага Кавы. Ее поддерживает Совет королевы, иначе она не действовала бы так рьяно.
— Кто ведет хозяйство королевы? — осведомился Дагон.
— Зирас. Он охраняет королеву с тех пор, когда та лежала в пеленках. Некоторые считают, что он ее отец, но никто точно не знает. Ее растили мать и две сестры.
— Мужчина‑управитель? — удивился Дагон.
— Конечно, — кивнула Береника. — У нас много слуг‑мужчин. Женщины не желают обременять себя домашними заботами.
— Но ведь у твоей матери есть служанки, — недоуменно возразил Дагон.
— Мы не позволяем рабам покидать Каву. Молодые женщины, служившие матери, изучают правила торговли. Покупать и продавать невольников — дело нелегкое. А вот и покои королевы. Отныне держись начеку.
Женщины‑стражницы распахнули бронзовые двери. На стенах украшенной колоннами комнаты горели факелы, отбрасывая золотистые отблески. Дагон вдохнул душистый воздух и огляделся. По черно‑белым мраморным квадратам пола к ним спешил мужчина среднего роста, сухопарый, в белых одеяниях. Шею сжимал золотой, усыпанный драгоценными камнями ошейник. Угловатое лицо было хмурым и строгим.
— Приветствую тебя, Зирас, — начала Береника. — Я привела тебе новую игрушку королевы. Отдаю его на твое попечение. И с этими словами капитан повернулась и исчезла.
— Как твое имя, раб? — вопросил Зирас.
— Я Дагон, принц Арамаса.
— Вот как, — бесстрастно заметил Зирас. — И как же особа королевской крови очутилась в шкуре раба?
— Предательство, — коротко обронил Дагон. — С тех пор я стал мудрее.
— Что же, — спокойно заметил Зирас, оглядев вновь прибывшего, — я вижу твою несомненную привлекательность. Возможно, тебе удастся разок‑другой развлечь королеву, но позволь сказать тебе, Дагон из Арамаса, что ни один мужчина не задерживается надолго в ее постели. У Халиды нет сердца. Ты скорее всего закончишь дни свои на рудниках, если только, разумеется, не имеешь склонности к крестьянскому труду. Не слишком надейся, что останешься в этих стенах. Долго тебе здесь не пробыть.
— Посмотрим, Зирас, — невозмутимо ответил Дагон.
— Ты перечишь мне, раб? — вспыхнул Зирас.
— Но, если я не ошибаюсь, ты такой же раб, — возразил Дагон. — И если не был рожден наследником короля, значит, по рангу и положению стоял куда ниже меня. Однако теперь мы оба невольники королевы и, следовательно, равны. И если я не получу иного приказа от ее величества королевы, я стану говорить с тобой на равных.
— Вот как? Прекрасно, прекрасно, прекрасно! — раздался пронзительный голос, и в комнату вкатился пухлый коротышка. — Похоже, дорогой Зирас, новую игрушку королевы не так‑то легко запугать! Даже твоя обычная помпезность на него не действует! — лукаво заметил он.
Серо‑голубые глаза едва не выкатились из орбит при виде внушительного мужского достоинства раба.
— Сунева, сохрани нас! Почему я не рожден женщиной?! За всю свою жизнь никогда не видел ничего подобного! Клянусь, этого хватило бы на двух обыкновенных мужчин! — Он преувеличенно трагически вздохнул, но тут же, приняв серьезный вид, деловито заметил: — Я Вернус, дорогой мой мальчик, и в мои обязанности входит заботиться об игрушках королевы. Следуй за мной. Тебя необходимо подготовить к ночи, и как можно скорее. О, Зирас, да перестань же хмуриться! От такой уродливой гримасы твое лицо кажется еще старше и противнее, а оно, нужно сказать, и без того красотой не отличается! Кроме того, согласно донесениям моих осведомителей, Дагон — именно тот, за кого себя выдает, и, я уверен, он сделает Халиду очень, очень счастливой!
Удостоив Зираса едва заметного кивка, Дагон пошел за Вер‑нусом, который привел его в выложенную изразцами баню.
— Меня уже купали сегодня, — сообщил принц.
— Значит, тебя ждет всего лишь быстрое обливание, и я сам этим займусь, — пообещал Вернус. — Но сначала облегчись.
Он указал на открытый сток, по которому текла вода. Когда его подопечный повиновался, Вернус преспокойно схватил его мужскую плоть и, оттянув кожу, заметил:
— Как бы ты ни был осторожен, это место всегда требует омовения.
И, взяв мягкую тряпочку, старательно обтер обвисший орган.
— Ну вот, так‑то лучше. Подними руки.
Он намазал подмышки Дагона какой‑то беловатой пастой и принялся за ноги.
— Она не любит волосатых мужчин, — пояснил он. — Эти завитки внизу живота оттеняют твоего великолепного «петушка», поэтому я не стану удалять их, разве что получу особый приказ. А торс у тебя… просто совершенство… гладкий, упругий и такой мускулистый! — Он снова вздохнул. — Ты, я полагаю, предпочитаешь исключительно женщин?
Дагон проглотил ехидный смешок. В конце концов, Вернус совершенно безвреден и довольно дружелюбен.
— Верно, — подтвердил он.
— Какая жалость! — пробормотал Вернус. — Если когда‑нибудь передумаешь, дорогой мальчик, мы могли бы стать лучшими друзьями.
— Надеюсь, мы можем стать просто хорошими друзьями, — ответил Дагон, чуть улыбнувшись.
— Значит, ты не оскорбился? — обрадовался Вернус. — Обычно подобные гиганты очень чувствительны ко всему, что задевает их мужественность!
— Почему? Потому что находишь меня привлекательным? — засмеялся принц. — Нет, я вовсе не обижен. Просто женщины — это мой выбор. Очевидно, у тебя иные склонности, но это меня не должно касаться. Не вижу причин, почему бы нам не стать приятелями, несмотря на несходство вкусов.
Настала очередь Вернуса весело ухмыльнуться.
— Думаю, Зирас найдет в тебе весьма грозного противника. Похоже, нашла коса на камень, — промурлыкал он. — Пойдем, я оболью тебя водой с благовониями и сам оботру. У нее ненасытный аппетит ко всякого рода удовольствиям, но думаю, тебе уже об этом известно. Она также очень нетерпелива и, увидев твое разящее копье, умирает от желания его испробовать.