Как-то неохотно Беатрис пересчитала то, что осталось от маленького капитала Джейн, и вручила ему. Бобби спрятал деньги под подушку и поправил красную фланелевую повязку, обматывающую его шею.
— Кусается, — сказал он. — Все равно я не болен.
— Это все от тех зеленых груш, что ты вчера лопал, — язвительно сказала Эмили. — Думаешь, никто тебя не видел?
Вбежал Чарльз, который был внизу. Он шумно дышал.
— Эй, знаете, что случилось? — проговорил он. — Он ушиб ногу. Теперь он не может ехать в Санта-Барбару. Держу пари, он нарочно это сделал.
— Черт возьми! — сказала Джейн. — Как это случилось?
— Он сказал, что подвернул ее на лестнице. Держу пари, что он врет. Просто он не хочет ехать.
— Возможно, он не может отъехать так далеко от дома, — предположила Беатрис.
Она руководствовалась своей интуицией. Больше они об этом не говорили. Но в общем-то Беатрис, Эмили и Чарльз были довольны, что он не поедет с ними в Санта-Барбару.
Чтобы разместить всех, понадобилось два такси. Бабушка Китон, «неправильный» дядя и Джейн стояли на крыльце и махали отъезжающим. Автомобили исчезли в облаке пыли. Джейн решительно взяла у Бобби часть денег и пошла к мяснику. Вернулась она тяжело нагруженная.
«Неправильный» дядя приковылял, опираясь на палку, на террасу и сел на солнце. Бабушка Китон приготовила для Бобби омерзительное, но полезное питье, а Джейн решила не делать того, что ей предстояло сделать, до ленча. Бобби читал «Книгу Джунглей», спотыкаясь на трудных словах. На некоторое время в доме воцарились мир и покой.
Джейн долго не могла забыть этот день. Ее ноздри щекотали аппетитный запах пекущегося хлеба с кухни, густой аромат цветов и слегка отдающий пылью запах нагретых солнцем ковров и мебели. Бабушка Китон поднялась к себе в спальню намазать кольд-кремом руки и лицо. Джейн примостилась на пороге и наблюдала за ней.
Это была уютная комнатка, милая на свой, особый лад. Занавески были так туго накрахмалены, что сверкали особой белизной, а стол был уставлен всякими завораживающими взор предметами — подушечками для булавок, сделанных в форме куколок, крохотными китайскими красными башмачками, еще более крошечной серой китайской мышкой, брошью-камеей с портретом бабушки в детстве.
Медленно, но настойчиво биение пульса учащалось даже здесь, в этой, казалось, надежно защищенной от всякого влияния извне спальне.
Сразу после ленча зазвонил звонок. Это отец Джейн приехал за ней из Сан-Франциско. Он торопился на поезд, такси оставалось у дома, и времени для долгих разговоров не было. Но все же Джейн улучила минутку и побежала наверх попрощаться с Бобби и сказать ему, где спрятано мясо.
— Хорошо, Дженни, — сказал Бобби, — до свидания.
Она знала, что ей не следовало перепоручать это дело Бобби. Угрызения совести мучили ее всю дорогу к станции.
Как сквозь дымку до нее доносились голоса взрослых, обсуждавших задержку поезда. Говорили, что он прибудет очень поздно.
Отец сказал, что в город приехал цирк…
Цирк был хорош. Она почти забыла о Бобби и о том, что может произойти, если он не выполнит своего обещания. Голубел ранний вечер, когда они вместе с другими людьми выходили из-под тента. И вдруг сквозь просвет в толпе Джейн увидала маленькую знакомую фигурку, и внутри у нее все оборвалось. Она знала.
Мистер Ларкин заметил Бобби почти одновременно с дочерью. Он громко окликнул его и через мгновение дети смотрели друг на друга.
Пухлое лицо Бобби было угрюмым.
— Твоя бабушка знает о том, что ты здесь? — спросил мистер Ларкин.
— Думаю, что нет, — ответил Бобби.
— Тебя следовало бы отшлепать, молодой человек. А ну-ка, идем. Нужно немедленно ей позвонить. Она, без сомнения, ужасно беспокоится.
В аптеке, пока он звонил, Джейн смотрела на своего двоюродного брата.