Община «родственников»
Год назад
Шли дни. Перестали болеть мышцы, не знавшие до того тяжелой работы. Походка сделалась женственной. Стали привычными женские имена и женские лица друг друга. Притупился стыд. Понемногу ослаб надзор, им позволяли все больше времени посвящать истинной цели — но забываться не позволяли. Эндрю принимал это как должное.
Но не Мартин! Самым страшным наказанием для него оказался запрет на возвращение облика. Эндрю отчасти понимал брата, он и сам никак не мог примириться с тем, что стал одной из сестер, а не братьев общины, и должен оставаться сестрой неизвестно сколько. «На то будет воля Всевышнего», — отвечали на все вопросы, если вообще отвечали, а не придумывали новое дурацкое задание. О себе он по-прежнему думал как об Эндрю. И уж точно никакие изменения тела не могли изменить Мартина. Именно тогда Марти стал просто бредить внешним миром, не слушая увещеваний и предупреждений. Он начал читать все подряд, несколько раз он даже разговаривал с чужаками. Эндрю прикрывал проступки брата как мог, с ужасом думая, что вот-вот случится непоправимое. Когда оно все же случилось, Эндрю не удивился. И не обрадовался, когда сестра Абигайль впервые спросила его совета как Познающего — и последовала этому совету. Не дрогнув, сопровождал старших братьев в Стивстон — они сами доставили в город тело несчастного, умершего в лесу от разрыва сердца. И так же, не дрогнув, отстоял с чашей в руках церемонию погребения сестры Мартины, глядя, как заживо вмуровывают в белую глину брата, вернувшего себе прежний облик ценой жизни чужака. Пустой и никчемной, но жизни.
Эндрю словно окаменел.
Община «родственников»
Третий день
Поздний вечер
Таинственный, тщательно упакованный в непромокаемую ткань сверток, упрятанный под половицами, содержал всего-навсего обыкновенные журналы в глянцевой обложке. Из тех, с полуголыми девицами снаружи и еще более голыми внутри.
— Мы нашли их на Сорок четвертом шоссе. Нам стало интересно, что это такое. Мы с Марти исследовали границы вашего мира. Видимо, кто-то выкинул их, посчитав мусором.
Скалли с легким недоумением пролистнула несколько страниц:
— Мы и сами считаем их мусором. Зачем же вы их оставили?
— Их оставил Мартин, а не я. Кое-что в этих журналах было очень красиво, — парень, казалось, был смущен, он ерзал на месте, избегая смотреть на женщину, — но в основном мне не понравилось, это было просто жутко, отвратительно. А Марти просто не мог оторваться от них, даже от бумаги, на которой это все напечатано. Понимаете, Марти был очарован вашим миром. Он покинул общину, чтобы стать одним из вас.
Дэйна смотрела на растерянного, перепуганного молодого человека, сидящего перед ней, и... верила ему.
Фокс провел рукой по влажной мягкой поверхности. Поднес к лицу испачканные чем-то белым пальцы. Принюхался. Лизнул. Та самая белая глина, никакого спектрального анализа не надо.
В свете фонарей, развешанных или расставленных по неглубоким нишам на стенах через примерно равные промежутки, Молдер разглядел среди колонн и арок стоящее особняком образование, похожее на толстенный древесный ствол с двумя округлыми дуплами, одно над другим. И как завороженный двинулся вперед, боясь отвести взгляд, чтобы это чудо никуда не пропало. Верхнее дупло, затянутое молочно-белой перегородкой, светилось приятным, но ярким светом. Фокс подошел вплотную, дотронулся. Молочно-белая пере... черт! Она упруго подалась под рукой. Снова и снова Молдер нажимал своими чуткими пальцами на освещенную изнутри мембрану. Она пружинила, но не прорывалась.