Не схватил, нет — он вовсе не был наглым, — а просто ласково погладил. Это было... приятно. Очень. Но женщина все же повторила:
— Нет, правда. Меня не интересует ваше приглашение.
— Ну, всего один танец, — просительно проговорил молодой человек, не отпуская дрогнувшей руки.
Ответом ему уже была улыбка. Нежное прикосновение сделало свое дело. Помедлив, блондинка кивнула:
— Ладно. Один танец.
— Один танец, — подтвердил он и увлек ее за собой на танцплощадку.
Община «родственников»
Третий день
Под вечер
Гостям помогли раздеться и пригласили в общую столовую. После прогулки по деревне накрытый стол производил просто праздничное впечатление, несмотря на примитивную утварь. Под черными пальто оказались не менее черные костюмы, и белые воротники еще неотвратимей, чем прежде, наводили на мысли о гробовщиках. Женщины носили платья и большие белые передники, а черные капоры сменились белыми чепцами. Веселее от этого опять же не стало.
Здешние мужчины, казалось, делились на две разновидности: тощие и толстые. У худых глаза сверкали истощенным фанатизмом; толстые — как на подбор — выглядели забойщиками скота, готовящимися к заслуженному отдыху.
Скалли уже мутило от черно-белого кино. Она мучительно вспоминала, нет ли у нее в вещах чего-нибудь красного, зеленого или хотя бы серо-буро-малинового. Нет, она предусмотрительно выбросила из карманов все, что могло бы оскорбить религиозные чувства этих маньяков-цветоненавистников. О! У Молдера должен быть носовой платок в коричневую клетку. Надо будет попросить.
За прямоугольным столом помещалось десять человек. Скалли и Молдера провели к середине стола, место во главе заняла сестра Абигайль, напротив нее встал за спинкой своего стула «тощий», остальные стулья предназначались «толстым» и «тощим» примерно поровну. По левую руку от сестры Абигайль остановилась непримечательная девушка непонятного возраста, а место справа оставалось незанятым, и теперь все девять человек, не садясь, терпеливо дожидались опоздавшего.
Им оказался тот самый лопоухий парнишка-кучер. Фокс тихонько фыркнул: это что, «родственники» таким образом всеобщее равенство утверждают — усаживая рядом главу общины и младшего «кудапошлюта»?
Несколько секунд обеденный боевой расчет еще простоял неподвижно, а затем в едином порыве все сели. Молдер оживился было, но ритуал оказался еще не окончен:
— Давайте помолимся все, как надлежит молиться всем, кто един, как един Господь и дети его. Мы, разделенные и посланные в этот мир...
Молдер из вежливости потупил глаза и пошевелил губами, надеясь, что это сойдет за его личную молитву, но долго притворяться не стал. Его внимание привлек «толстый», сидевший на противоположной стороне стола, на углу. Пожилого толстяка душил тяжелый кашель. Тонкие вьющиеся — уже старческие — волосики частью липли ко взмокшему лбу, а частью подпрыгивали от сотрясений дородного тела.
— ...благодарим за время, отпущенное нам в этом мире...
Молодой кучер осторожно покосился на Скалли. Сейчас он выглядел юным и трогательным — черный костюм сидел на нем как школьная форма, глаза настороженно глядели из-под густой челки, симметрично расчесанной на две стороны. Скалли, чувствуя, но не осознавая внезапное свое смятение, заставила скрипящую шею повернуть голову к этому странному созданию. Парень беззвучно прошептал короткое слово. Скалли не разобрала какое, но губы ее тотчас запылали, а горло пересохло.
— ...Мы просим силы, чтобы мы могли восславить щедрость, которую Господь предоставил нам. Незримо присутствует Он с нами в мире, соблюдая нас во имя Свое; и сохраняет нас, дабы никто из нас не был потерян, да сбудется Писание.