– Он сказал: «Тебе не придется много стараться. Садись, мы поговорим».
Она сделала паузу, глядя на здание, видневшееся в окно за спиной Палатазина. – Она почти согласилась. Пятьдесят долларов, верно?
– Верно, – согласился Палатазин. Он смотрел в обеспокоенные глаза девушки и подумал: «Малютка, как тебе удается выжить?» Если девушке было больше шестнадцати, он был готов сплясать чардаш перед всеми отделениями расследования убийств. – Продолжайте, продолжайте.
– Она почти согласилась, но когда начала садится в машину, то почувствовала какой-то непонятный запах. Что-то, напоминающее лекарство вроде той жидкости, которой… э… папа Шейлы мыл руки. Он у нее был доктор.
Палатазин записал «врач?», затем «Работник больницы?»
– Тогда Шейла перетрусила и вылезла из машины и отошла. Когда обернулась, этот парень уже отъезжал. Вот и все.
– А когда ваша подружка начала подозревать, что это мог быть Таракан? – спросил Рис.
– Я сама все время читаю газеты. Все читают, я хочу сказать. Все на бульваре только об этом и говорят, поэтому я подумала, прежде в полиции должны узнать.
– Если это случилось во вторник, то почему вы так долго ждали, прежде чем пришли к нам?
Она пожала плечами и начала грызть ноготь большого пальца:
– Я испугалась. И Шейла испугалась. Чем больше я думала, что это мог быть ОН, тем больше я боялась.
– А ваша подружка не заметила номер машины? – спросил Палатазин, занеся над блокнотом ручку. – Или еще какие-нибудь особенности внешнего вида машины?
Она покачала головой:
– Нет, все произошло слишком быстро.
Она взглянула в спокойные серые глаза этого немолодого, плотно сбитого полицейского, который так напоминал ей одного полицейского офицера по делам несовершеннолетних из Холта в Айдахо. Только у этого копа был смешной акцент, он был почти совсем лысым и на ярко-красном с голубыми горошинами галстуке у него было кофейное пятно.
– Но на самом деле это был не он, как вы думаете?
Палатазин откинулся на спинку своего поворачивающегося кресла. Вокруг его головы вились струйки сизого табачного дыма. Эта молоденькая проститутка была в точности такой же, как и любая их десятка тех, кого он опросил за последние несколько недель: поблекшая, напуганная, с достаточным количеством сообразительности, чтобы выжить на панели, но недостаточно сильная, чтобы порвать с такой жизнью. Выражение глаз у всех проституток было одним и тем же: острое, мерцающее презрение, которое маскировало глубоко спрятанную в душе печальную усталость. Все эти последние недели он сдерживался, чтобы не взять этих обитательниц мрачных улиц за плечи, встряхнуть и прокричать в лицо: «Разве вы не знаете, что вас ждет там? Убийцы, насильники, садисты и хуже. Многие вещи еще хуже, чем эти, о которых вы не осмеливались даже думать, потому что иначе эти мысли сведут вас с ума. Мысль о том, что скрывается в темных тайниках человечества, ждет вас в краю кошмаров, чтобы к удобный момент нанести удар. Самое фундаментальное ЗЛО, которое распространяется вокруг себя новое ЗЛО и пожирает иное ЗЛО, чтобы выжить..».
«Хватит», – сказал он сам себе. Внутри у него все стянулось в тошнотворный узел, он понимал, что близок к пределу.
– Да, – сказал он Эми, – это мог быть и он.
– О, Боже, – выдохнула она, и кровь отхлынула от ее лица, пока она не стала похожа на восковую кукла, одна краска снаружи и пустота внутри. – В смысле… я раньше имела свидания со странными типами… но никто никогда не пытался… – Она коснулась пальцем своего горла, в воображении ее уже нарисовалась картина – как ухмылялся этот тип, когда она села к нему в машину, этот, в очках, жуткий…
– Эми, – сказал Палатазин, решив, что надо кончать с игрой в прятки.