Ей пришло в голову, что рассказ об этом ее знакомстве произведет большое впечатление на Карла Спейдера, он еще и позавидует ей.
У соседей с шумом взорвались, празднично озарив небо, несколько ракет — Сенатор недовольно поморщился.
Боится, что его застрелят, мелькнуло в голове у Келли.
Ничего удивительного, любой человек, добившись такой известности, опасается покушения.
Сенатор произнес:
— Не люблю я этот праздник, Четвертое июля. С детства он связан у меня с поворотом к осени. Половина лета прошла, и теперь оно неотвратимо катится к концу.
Выражение его лица при этих словах было необычным, меланхолически озадаченным — он по-прежнему часто промокал губы. Разводы кетчупа на салфетке напоминали следы от губной помады.
— Наверное, вам часто приходится в праздники участвовать в разных официальных церемониях? Тратить на это уйму времени? Произносить речи, принимать награды…
Сенатор безразлично пожал плечами.
— Когда в ушах так часто звучит собственный голос, чувствуешь себя одиноким.
— Одиноким? — рассмеялась Келли.
Но Сенатор продолжал быстро говорить, словно исповедуясь, явно не желая, чтобы его перебивали:
— Иногда я просто бешусь, это рождается где-то внутри, бешусь оттого, что начинаю презирать произносимые мною слова, и не потому, что они лживы, а просто потому, что произношу их, как делал до этого бессчетное число раз, все эти «принципы», «идеалы», а ничто в этом чертовом мире так и не меняется. — Он замолчал и отхлебнул большой глоток из стакана. Стиснутые зубы: он действительно казался разгневанным. — Ненавидишь свою так называемую «популярность» по той же причине, по которой другие восхищаются тобой.
Келли Келлер почувствовала себя еще более польщенной, все выглядело так — а разве нет? — будто, говоря о других людях, Сенатор тем самым выделял ее, отводил ей особое место.
Живет с женой врозь, дети выросли — по меньшей мере ее ровесники. Что тут плохого?
Г. заразил ее болезнью мочеполового тракта, но инфекция была не опасной, не из тех, о которых не принято говорить в обществе, Келли легко с нею справилась благодаря антибиотикам и уже несколько месяцев как была совсем здорова. И что тут плохого?
Этим утром она приняла-роскошную ванну, растворив в воде таблетки «Актибаз», настойчиво рекомендованные ей Баффи, и с удовольствием погрузившись в зеленоватую пену, благоухающую мятой.
Потом они поехали в город, расположенный на западе острова, чтобы закупить продукты к празднику. Магазины: «Харбор ликер», «Фиш март», «Тина Мария гурме фудс», «Ла буланжери». Перед последним был припаркован блестящий новенький «форд», сзади на буфере приклеено штрафное уведомление.
Когда они выходили, нагруженные деликатесами, из очередного магазина, Баффи рассеянно сказала: «А ведь я никого не знаю из тех, кто умер от СПИДа в этом году. Мне это только что пришло в голову».
И уже в автомобиле, по дороге на виллу, Баффи небрежно упомянула, что Рей Энник пригласил на вечеринку Сенатора. Впрочем, он уже не в первый раз зовет его с собой.
— На самом деле я его не жду. Нет, не жду.
— Сюда? Его пригласили сюда? — спросила, удивившись, Келли.
— Да, но голову даю на отсечение, он не появится.
Помимо снадобья для ванны Баффи вручила Келли компакт-диск с новой духовной музыкой под названием «Мечты дельфина» — умиротворяющее сочетание песни дельфина и хора, пение предназначалось для снятия стресса, но Келли его так и не услышала.
Паром, уходящий в семь тридцать, они пропустили, но на тот, что отплывал в восемь двадцать, намеревались успеть. Сенатор выглядел раздосадованным и проявлял явные признаки нетерпения. То и дело поглядывал на часы, у него были электронные часы, и в ярком мигании цифр было нечто от нервного тика.