Только глубокое отчаяние могло толкнуть его… Марио сжег и конверт, и газетную вырезку, составил список всех подозрительных лиц и намеревался откровенно поговорить с Делией, чтобы спасти ее, заслонить от мерзких сплетен, пачкавших все вокруг, точно липкая слюна. Через пять дней, так и не поговорив ни с Делией, ни с супругами Маньяра, Марио получил второе письмо. На небесно-голубом листочке плотной бумаги неизвестно почему красовалась звездочка и было написано: «На вашем месте я был бы поосторожней, спускаясь с крыльца». От конверта слабо пахло миндальным мылом.
«Интересно, любит ли миндальное мыло баба из многоэтажки?» — подумал Марио и даже предпринял неуклюже-нахальную попытку произвести обыск в комнате сестры и матушки Селесты. Второе письмо он тоже сжег, а Делии опять-таки не сказал ни слова. Дело было в декабре, жара стояла, как обычно, выше двадцати. Марио теперь после ужина всегда заходил к Делии, и они, беседуя, прогуливались по маленькому саду за домом или по району. Конфет в жару они ели меньше; нет, от кулинарных изысков Делия не отказалась, но в гостиную свои творения приносила редко, предпочитая укладывать конфеты в старые коробки, где для каждой была отведена особая ячейка, а сверху, точно тонкий слой дерна, лежала светло-зеленая бумажка. Марио заметил, что Делия постоянно настороже. Подчас, дойдя до перекрестка, она оборачивалась, а однажды, увидев на углу улиц Медрано и Ривадавиа почтовый ящик, подняла руку, как бы отмахиваясь от него, и Марио понял, что ее тоже терзают какие-то неведомые силы. Ничего не говоря друг другу, они с Делией терпели одну и ту же муку. Марио встретился с папашей Маньяра в кафе «Мунич» на углу Кангальо [48] и Пуэйрредон, напоил его пивом, угостил жареной картошкой, но так и не смог вывести беднягу из состояния настороженного оцепенения; папаша, казалось, все время ждал подвоха. Рассмеявшись, Марио заверил его, что не собирается клянчить денег, и с места в карьер сказал про анонимные письма, почтовый ящик на углу улиц Медрано и Ривадавиа и про нервозность Делии.
— Я понимаю, что, как только мы поженимся, эти безобразия кончатся. Но сейчас мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, защитите Делию. Такие вещи могут ее сильно травмировать. Она ведь сверхранимая, сверхчувствительная.
— Ты хочешь сказать, она может свихнуться, верно?
— Ну зачем вы так… Хотя… если она и впрямь получает подобные письма и молчит, в душе потихоньку накапливается…
— Ты не знаешь Делию. Все эти анонимки ей до… в общем, она не переживает. Она гораздо сильнее, чем тебе кажется.
— Но посмотрите, Делия как будто напугана, ее гложут какие-то мысли, — беспомощно пролепетал Марио.
— Да дело совсем в другом. — Маньяра прихлебывал пиво, как будто желая заткнуть им себе рот. — Она и раньше была такой, мне ли не знать!
— Раньше? Когда раньше?
— Когда они еще не померли, дурачок. Ладно, ты сам расплатись, а то я тороплюсь.
Марио хотел возразить, но папаша Маньяра уже топал к двери. Сделав на прощанье какой-то неопределенный жест, он понуро поплелся по направлению к Онсе. Марио не посмел пойти за ним, а всерьез обдумать случившееся тоже не решился. Опять он оказался в одиночестве, как в самом начале… все были против: и матушка Селеста, и баба из многоэтажки, и супруги Маньяра. Даже супруги Маньяра…
Делия явно что-то заподозрила, недаром она так переменилась к следующему приходу Марио: болтала без умолку и все о чем-то допытывалась. Может, супруги Маньяра рассказали ей о встрече в кафе «Мунич»? Марио ждал, что она заведет об этом речь; тогда бы он помог Делии преодолеть неловкое молчание, однако она упорно наигрывала мотив из оперетты «Девица Розмари», обрывки мелодий Шумана и ритмичные, решительные танго Пачо [49] ; ну а потом пришли супруги Маньяра, принесли маленькие печеньица и малагу [50] и включили повсюду свет. Разговоры вертелись вокруг Полы Негри [51] , преступления в Линье [52] , частичного солнечного затмения и болезни кота.